Прогулка под луной - Знаменская Алина

На этот раз ждать пришлось долго. Он устроился на перевернутых качелях и закурил.

По пыльной площадке пацаны гоняли мяч. Футбольную площадку вытесняла импровизированная автостоянка, но мальчишек это не смущало. Они били по мячу, рискуя расколоть фары какой-нибудь иномарки. Ожидание на тридцати градусной жаре — вещь невеселая, и он занимал свое внимание пустяками. Вот из-за угла дома вышла собака. Она неуверенно потрусила по дорожке и улеглась в тени возле машин.

Мальчишки приостановили игру и подошли к собаке. Она нехотя подняла голову и тут же равнодушно уложила ее на лапы. Ей было лень смотреть на детей. Те стали предлагать ей что-то съестное. Кажется, чипсы. Псина не проявляла интереса к еде, а только отодвинулась подальше в тень. Пацаны еще некоторое время постояли возле животного и вернулись к игре. Псина поднялась и побрела вдоль дома. Остановилась возле подъезда, в который вошли девушка и старик. Теперь от нечего делать он стал рассматривать собаку. Псина была породистая, с ошейником. Но ребра с боков выпирали так, будто она давно не ела как следует.

Выгнали? Потерялась?

Сейчас многие заводят собак, а потом не могут прокормить и избавляются от них. И собака бродит, как эта вот, места себе не находит. Собака улеглась под скамейкой и положила морду на свои костлявые лапы.

— Что, старушка, потерялась? — участливо спросил он.

Собака посмотрела на него умными глазами, вздохнула и отвернулась. Наверняка она подумала, как и он недавно: «Мне бы твои заботы, мужик…»

Примерно через час из подъезда стали выходить люди. Появилась и девушка с косой. Она попрощалась с пожилым мужчиной, еще с несколькими людьми и направилась к автобусной остановке. Он не выпускал ее из виду. Впрочем, не он один. Теперь за ней следовала еще и тощая собака.

На автобусной остановке девушка ее заметила. Опустилась возле псины на корточки и обняла ее как близкую подругу. Псина, чуть помедлив, все же лизнула девушку в лицо. Собака осложняла дело. Если эта пигалица не взяла с собой девочку, то рано или поздно она приведет его к ней. Теперь же она явно намеревалась решать участь тощей псины. Он не ошибся. Девушка поймала такси и продолжила путь в обществе собаки. Ему ничего не оставалось, как тоже поймать такси.

Они вернулись к ее дому. Когда девушка с собакой скрылись в подъезде, первым его побуждением было — подняться вслед за ними. Но подумав, он этого делать не стал. Он понял, что в квартире они пробудут недолго. Так и случилось.

Полчаса спустя девушка вышла во двор с дорожной сумкой через плечо в сопровождении собаки. Они сели в такси. По дороге остановились у магазина «Спорт».

Нетрудно было догадаться, что девушка покупает намордник и поводок. На Ленинградском вокзале он пристроился в очередь сзади нее и теперь почти касался носом ее каштановых волос.

Лимон и конфеты. Приятно обезоруживающий запах. Но он прекрасно знал: запах ничего не говорит о человеке. Запах — приманка, на которую они, мужики, слетаются, как мухи на сладкий сироп. Прилипают и гибнут. Она купила билет до Нелидова. Он четко услышал станцию. Все. Теперь осталось убедиться, что ее пустили в вагон с этой псиной, и можно возвращаться к машине. Выехать за город и лететь во весь дух, чтобы встретить где нужно этот псковский поезд.

Все обитатели дома Зотовых, включая кота Бонифация, сгрудились у окна кухни — посмотреть, как будет есть Шейла. Никита не велел подходить близко: собака при людях есть не станет. Ей налили парного молока, положили туда куски булки, Алька поставила миску на землю и отошла к крыльцу. Шейла постояла в задумчивости, посмотрела на девочку печальными глазами и нерешительно приблизилась к миске.

— Кушай, Шейла, кушай, — проникновенно просила Алька, складывая брови домиком.

Собака послушно наклонилась и стала лакать. Она ела не торопясь, аккуратно доставая из миски куски белого хлеба и собирая крошки большим розовым языком. Алька присела на корточки и подперла щеки кулаками. Из окна кухни было видно, как девочка что-то нашептывает собаке, а та в ответ лишь вздыхает, принимаясь за новый кусок. А когда поднимает морду, чтобы взглянуть на девочку, то с ее обвислой кожи возле носа капает молоко.

— Ничего не ела, видимо, с того самого дня, — предположила Инна. Маша кивнула:

— Соседи сказали, никого не подпускала близко. Лежит на земле и рычит. Бабульки пытались ее прикармливать — бесполезно.

— Ничего, отойдет теперь.

Никита наконец разрешил девочкам выйти во двор, и они обступили собаку сердобольной компанией.

— Как ты? — спросила Инна, как только подруги остались одни.

— Никак не могу прийти в себя. Знаешь, мне кажется, что, если бы я не уехала, этого не случилось.

— Еще не хватало, чтобы ты обвиняла себя в его гибели! — Иннин голос прозвучал строго и даже категорично. — Давай-ка отправляйся спать с дороги. Напейся теплого молока с медом — это лучшее успокоительное, — и вперед. Завтра проснешься с другим настроением.

Голос подруги, спокойный, уверенный, возымел действие. Маша не стала возражать. Безропотно наблюдала, как подруга достает из холодильника банку молока, наливает его, белое и густое, в ковш, ставит на огонь. Тут же водружает перед Машей миску со свежим, прямо в сотах, медом. Послушно, как ребенок, Маша отламывала ложкой податливые восковые ячейки и отправляла в рот. Запивала горячим молоком. Одновременно она наблюдала, как грациозная Инна привычными движениями ставит на газ чайник, сверху перевернутую трехлитровую банку, сверкающую чистотой, — стерилизует посуду под молоко. Подумала: мадонна в деревне. А вслух сказала:

— Не было бабе печали, прислал Бог однокурсницу.

— Чего бы ты понимала, — откликнулась Инна. — Ты первая и, наверное, последняя, кто меня в моем лесу навестил. Девчонки подрастут, мы к тебе в Москву приедем. Не обрадуешься?

— Обрадуюсь, — пообещала Маша.

— Вот и расквитаемся.

После выпитого молока в самом деле стало клонить в сон. Маша прошла через сад к ставшей уже своей мансарде. Поднялась по лестнице предбанника наверх, в комнату. Задернула все занавески, чтобы слегка умерить прыть июньского солнца, сняла с себя все лишнее — жара — и нырнула под прохладные простыни. Она почти моментально провалилась в спасительный, как лекарство, сон и… проспала пятнадцать часов кряду.

Последний раз с ней такое случалось после студенческого трудового лета, когда, вернувшись из стройотряда в Москву, она спала почти сутки. Организм как бы заявлял: все, подруга, больше не могу. И отключал все системы.

Когда проснулась — на дворе сиял белый день. Солнце палило со всей беспощадностью июньского полудня. Альки на кровати не было. Зато под кроватью щедрой россыпью валялись листки из блокнота, исписанные крупным почерком.