Отпусти кого любишь (сборник) - Гольман Иосиф

Но опять-таки и он главным не был. Рулевым был третий, Олег Симаков, стоящий посередине парнишка лет пятнадцати-шестнадцати, с ясным открытым взглядом и ангельскими чертами лица. Чуть, может, подпорченными слегка тяжеловатой линией подбородка. Федор уже был в курсе, что кличка парнишки в точности соответствует внешности: Ангел. Ему бы еще крылышки и лук со стрелами. Глядишь, Федор быстро сменил бы «отношения» на любовь.

Ангел встретил его взгляд, и на его лице появилась улыбка – приятная, не широкая, а теплая какая-то. Как будто знает про тебя что-то хорошее. Федор невольно улыбнулся в ответ. «Что он здесь делает? – мелькнула мысль. – Ему бы открывать слет отличников в „Артеке“».

Впрочем, он знал, что Ангел делает в «Смене». Мишка-опер, куратор лагеря, рассказал в деталях. Мальчик уже задерживался по подозрению в организации ряда тяжких преступлений. В том числе изнасилования с последующим убийством молодой девчонки в парке культуры. Мишка подозревал «этого подонка» еще как минимум в трех «злых» преступлениях, но доказать пока ничего не смог.

А не пойман – не вор. Кроме того, Ангел, похоже, по совместительству с «авторитетной» преступной деятельностью «стучал» Мишкиному начальнику, старшему оперуполномоченному майору Семенову, «сдавая» тому серьезных «гастролеров» и даже настоящих блатных. Такой симбиоз всех устраивал: Семенов побеждал преступность в отдельно взятом подмосковном районе, а Ангел мог обделывать свои делишки (в определенных пределах, очерченных майором), не опасаясь тяжкой длани правоохранительных органов.

При таком раскладе Семенов отдаст эту гадину только при наличии неопровержимых улик. А их-то Ангел как раз не оставлял. Хотя Мишка отдавал себе отчет в том, что его ненависть основана скорее на личной интуиции, чем на фактах. Факт, кроме доносов агентуры, которые без улик никуда не подошьешь, был лишь один. Даже не факт, а фактик.

Ангел задерживался лично им, Мишкой, в номере заводской гостиницы у приезжего фирмача. Фирмач спал, слегка наклофелиненный, а Ангел «шмонал» его вещи. Было это два года назад, сейчас Мишка такой глупости уже не допустил бы: дал бы тому собрать шмотки и выйти с ними из номера. А тогда… Ангел объяснил, что зашел в номер случайно. Дверь была открыта, он ничего не взял. И брать не собирался.

Клофелина финскому инженеру накапала та самая Оленька Королева, которая сейчас стояла на линейке рядом с Ангелом. Она и тогда была красоткой, хотя было ей всего тринадцать. Усыпив мужичка, девочка вышла из номера, ничего оттуда не взяв. Финн, узнав от Семенова ее возраст, вообще ушел в полную «несознанку». Только уверял, что секса не было из-за его абсолютного отключения. Заявление, понятное дело, писать отказался. А нет заявления – нет и дела, это за годы работы Мишка уяснил крепко.

Короче, придумать такое – одна травит, ничего не взяв, другой берет, никого не отравив, – мог только Ангел. Здесь Мишка зуб был дать готов. Все это Мишка и поведал Федору. Кроме, может быть, тонкостей взаимоотношений Ангела и старшего оперуполномоченного майора Семенова.

У Мишкиной откровенности (черты, операм, как правило, не свойственной) были как минимум две причины. Первая – хотелось хоть кому-то высказать наболевшее. А Федор ему сразу показался своим. Вторая – опер надеялся, что в лагере, расслабившись, Ангел допустит пару-тройку ошибок и даст в его руки – а точнее, в руки проинструктированного им Федора – пару-тройку крепких улик.

Седых выслушал все внимательно, но игра в шпионов его не увлекла. Единственное, что он понял: Мишка сильно не любит Ангела, эта нелюбовь прямо распространяется на его дружка Хорькова (почему-то обходя стороной его подружку Королеву) и имеет под собой определенные веские основания.

Толмачев, похоже, подходил к концу. Зевать не стеснялись даже затурканные поначалу приезжие. А на траве в теньке отдыхали уже трое сомлевших.

– Короче, наша задача – прожить два с половиной месяца без ЧП. Всем понятно? – закончил Николай Петрович.

– Всем, – сонно ответил строй.

– Не слышу, – с угрозой повторил Толмачев.

– Всем! – гаркнул строй.

– Вот так-то! – удовлетворенно заметил Николай Петрович и скомандовал: – По машинам!

Ребята, измученные долгим стоянием, рванули к «машинам» – одинокому старенькому «Икарусу», поджидавшему неподалеку. Через тридцать секунд площадь опустела.

Дизель взревел, двери закрылись, и автобус двинулся к шоссе.