Что было, что будет... - Стил Даниэла

Садясь в лимузин, Фрида вся светилась от удовольствия. Вот и в ее жизни случился сказочный бал. А Олимпия была ее доброй феей! Гарри же, вопреки его желанию, превратился в прекрасного принца.

Вернувшись домой, они расположились на кухне. Фрида не стала снимать свое выходное платье, а Гарри лишь ослабил галстук. Они сели за стол и принялись перебирать все события прошедшего вечера.

– Где это Фелиция такое платье отыскала? Хоть бы чуточку прикрыла свои прелести, – со смехом произнес Гарри.

– Но для Чонси она – идеальная жена, не то что я была. – Олимпия говорила абсолютно искренне. – А знаешь, мне кажется, Вероника, сама того не ведая, своей дурацкой татуировкой растопила лед отчуждения. Тоже мне, мадам Баттерфляй! Может, и мне тоже сделать?

– Только попробуй! – прорычал Гарри. После бала он был в игривом настроении.

Олимпия помогла Фриде раздеться. Уже лежа в постели, Фрида подняла на невестку сияющие глаза.

– Олимпия, деточка, спасибо тебе. В жизни ничего подобного не видела! Я так счастлива!

– Я тоже, – призналась Олимпия. – Я так рада, что и ты, и Гарри там были!

– Он у меня хороший мальчик! – горделиво произнесла Фрида. – Я рада, что он принял верное решение.

– Его решения всегда самые верные, – согласилась Олимпия, поцеловала свекровь, погасила свет и вышла.

Гарри ждал ее на кухне. Рука в руке, они поднялись к себе, стараясь не шуметь, чтобы не разбудить Макса. Срываясь на бал, Гарри вызвал няню – теперь ее отпустили. Приехав, они застали ее спящей в комнате Чарли, ведь было уже три часа ночи. А спать они легли только в четыре.

Гарри приблизился к Олимпии и стал расстегивать застежку на ее платье. Но Олимпия остановила его, взяв за руки. Она должна была все ему рассказать.

– Сегодня Чарли признался мне кое в чем.

– Неужели тоже татуировку сделал? – усмехнулся Гарри, но Олимпия отрицательно покачала головой.

– Нет, все гораздо серьезнее…

– Что ты имеешь в виду? – спросил Гарри, недоумевая, и вдруг все понял.

Он подозревал нечто подобное, хотя и не хотел себе в этом признаваться. Несколько раз у него возникали серьезные подозрения, но он не стал ничего говорить Олимпии, чтобы не тревожить ее без веских оснований. Он не знал, как она к этому отнесется. Но теперь он это узнал. Олимпия не оттолкнула сына, не лишила его своей любви.

– Он мне честно признался, – сказала она мужу. – Когда мы с ним танцевали, как раз перед тем, как ты появился.

– А я-то еще подумал, что он тебе такое нашептывает? У него лицо было такое смятенное. Вы, кстати, прекрасно смотрелись вместе. – Он подошел к жене и заключил ее в объятия. – И как нам на это реагировать?

Сам Гарри был встревожен. Сын признался в том, что он не такой, как все, и это теперь неизбежно отразится на всей его жизни и жизни его родных. До конца его дней.

– Могу сказать только за себя. Я хочу, чтобы мой сын был счастлив. Когда он мне открылся, он как будто даже успокоился.

– Ну, что ж, я рад. За вас обоих. Поживем – увидим, как все дальше сложится. – Он сел на кровать и посмотрел на жену. – Знаешь, Олли, я готов с тобой согласиться: первый бал – это запоминается. В каком-то смысле действительно похоже на бат-мицву. Праздник, когда радуются не только сами девочки, но и их друзья, и близкие – все, кто разделил с ними эти мгновения. И мама порадовалась, она никогда ничего подобного не видела. И танцевать с тобой и с девочками мне понравилось. И знаешь, хоть это и глупо звучит, но, когда Чонси пожал мне руку, я даже прослезился.

Сегодня слезы наворачивались ему на глаза не раз. То же самое происходило и с Олимпией. Они пережили вечер любви и радости, вечер надежд и воспоминаний, вечер, когда их дочери вступали во взрослую жизнь, а незнакомые люди делались друзьями. Все произошло так, как говорила Олимпия. Это был обряд посвящения во взрослые, традиция, которая продолжала жить.

И Гарри сегодня тоже совершил переход из старого мира в новый – новый для себя. А кто-то, возможно, снова заглянул в свое прошлое. И когда прошлое и будущее слились в одно сияющее мгновение, время словно остановилось – все печали отступили и были забыты. А назавтра начиналась новая жизнь.