Брачный марафон - Веденская Татьяна

– Здравствуй, Лайон. НЕ ПЕЙ! – выдохнула я, не успев даже принять соответствующий вид. Только и смогла, что ведьмой влететь на кухню и остолбенеть перед совершенно иностранного вида худощавым мужиком. Он выглядел устало, но с интересом оглядел меня с ног до головы. Ничего особенно утешительного он там не увидел, поскольку я действительно нацепила что Бог послал, паникуя из-за его здоровья и благополучия.

– Are you all right? – спросил меня он, пытаясь как-то объяснить себе мои разные тапки. Один из плюшевого мишки, другой из плюшевого зайца. Я люблю плюшевые тапки, но вечно их путаю и теряю. Не считаю это недостатком! Я вынула у него из рук чашечку и аккуратно посмотрела внутрь. Вот черт, так и есть. Половину выпил. Нет в жизни счастья. Этот коктейльчик настолько бронебойный, что я, попробовав один раз, оставила его жить в шкафчике до лучших времен. Терять вес такой ценой я не была согласна.

– Я олл райт, – кивнула я и стала лихорадочно думать, что делать с американцем, которого мой братец напоил слабительным. Я ткнула в кружку. – Зачем ты это пил?

– I think it was cafe! – проявил неожиданное понимание русской речи он. Его глаза выражали недоумение. Кстати о глазах. В панике я не успела его как следует разглядеть, а ведь между тем поглядеть было на что. Если бы я повнимательнее разглядывала в свое время его фотографии, я, может быть, и вовсе не влюблялась бы в Полянского. Лайон представлял из себя удивительно классического, высокого и стройного красавца, шатена с чуть вьющимися волосами, идеально выбритым лицом и большими зелеными глазами. Просто-таки библейский красавец с этническими еврейскими чертами, но без огромного носа.

– Это не кофе, – пояснила свои неадекватные действия активным болтанием головы вправо-влево я. И предложила ему чай. Конечно, чай тоже нельзя было назвать идеальным, так как я даже не помнила, когда его заварили. Но он хотя бы не был слабительным.

– Can I drink it? Really? Are you sure? – он с недоверием осматривал напиток. Я с недоверием осматривала его. Интересно, что мне с ним теперь делать? Неожиданно мою притворно-больную голову посетила гениальная мысль. Вот он – ответ на все мои молитвы! Надо каким-нибудь образом приволочь его на работу, чтобы все (особенно Селиванова) увидели мой триумф. Только надо сделать так, чтобы он реально был дико влюбленным в меня иностранцем, бросающим к моим ногам весь мир.

– Пей-пей. Не бойся, – кивнула я, прикидывая, что именно надо сделать в первую очередь. Ведь не исключено, что когда Полянский (эта сволочь Полянский) узнает про нас с Лайоном, ему будет больно. Откуда он узнает? Ну, уж это как-нибудь организуется. Главное, побыстрее организовать нашу с Лайоном любовь. Лавер.

– I very glad to see you. I need you will be beauty, but you queen! – затарахтел он. Я разобрала в его словах какие-то ужасающе банальные комплименты, но языковой барьер встал передо мной во всей своей красе. Просто какая-то китайская стена. Ага, надо найти разговорник!

– How is your flight? – выдавила я из себя знакомую фразу и бросилась за литературой.

Впрочем, оказалось, что не так страшен черт, как его малюют. При желании и наличии словаря можно объясниться даже с эскимосом, не то что с человеком, который больше интересуется твоей внешностью, нежели лексиконом. Через пару часов мы с Лайоном мило щебетали на моей кухне и дощебетались до того, что ему лучше сегодня остаться ночевать у меня (на диване в кухне, конечно), а завтра я покажу ему Москву. Поскольку я не стала гнать его на улицу и оказалась достаточно похожа на высланную ему в свое время Риммой фотографию, Лайон был незамысловато счастлив. Его поездка в Россию вполне совпала с ожиданиями, хотя акклиматизация и смена часовых поясов далась ему «неожиданно» тяжело. Он приходил в себя всю ночь, практически не слезая с нашего унитаза, отчего я испытывала определенные муки совести.

– По крайней мере, он не станет подавать на нас в суд! – глубокомысленно хихикал Ромка. – Индивидуальная непереносимость местной воды.

– Сейчас я устрою тебе индивидуальную непереносимость местной сестры! – попыталась побить родственника веником я. Лайон, усталый и умиленный, наслаждался русским темпераментом и колоритом, пока, часам к десяти утра не уснул, наконец, тяжелым, неглубоким сном. Я обрадовалась, что его «акклиматизация» более-менее завершилась и у меня появилась возможность подумать. А подумать, наконец, мне надо было всерьез. Допустить промашку в акции мести «за все то зло» я не могла.