Последняя Ева - Берсенева Анна

– Я не знаю, – вздохнула Ева.

– Ну и хорошо! – засмеялась Полинка. – За что тебя люблю, сестрица моя, – что ничего ты не знаешь! И как ты только подрастающее поколение учишь? – обычным своим ехидным тоном добавила она и, не дожидаясь ответа, вскочила так быстро, что чашка крутнулась по столу. – Пойду, Евочка, учиться реализьму. Взялась же сдуру за гуж… Пока!

Давно уже хлопнула входная дверь, а Ева все сидела за столом, бесцельно глядя перед собою. Потом зачем-то перевернула Полинкину чашку на блюдечко и долго рассматривала узоры кофейной гущи. Хотя что в них можно было прочитать, и что она хотела прочитать?

Зря она грешила на погоду. К началу октября солнце вернулось на небо, и тут же оказалось, что все не так мрачно. И листья золотятся на деревьях, и воздух еще прозрачен по-осеннему, и зима вообще-то за горами…

Работы у Евы в начале года было много. Она готовила со своим классом тургеневский вечер, как раз сейчас придумывали сценарий и распределяли обязанности. Литературные вечера – это и раньше было нелегко, а с каждым годом становилось все труднее.

Обычный юношеский скептицизм, естественный в шестнадцать лет, в последнее время все более приобретал черты цинизма. А из-за того, что Ева еще только начинала знакомиться со своим теперешним классом, разрушать эту стену ей было трудно. Грань между воодушевлением и пошлой экзальтацией всегда казалась ей очень тонкой, и она каждый раз боялась, что не найдет нужный тон, будет выглядеть фальшиво…

За подготовкой к вечеру, за своими педагогическими заботами Ева как-то не замечала, что там происходит в политике. Конфликт между президентом и парламентом, призывы и угрозы – все то, что будоражило этой осенью Москву, – у нее вызывало только один недоуменный вопрос: на что люди готовы тратить свою жизнь?

И только когда Ева увидела военные патрули у самой школы, у выхода из арки «Пекина», ей стало не по себе. Все это было совсем не похоже на то радостное воодушевление, которое охватило всех два года назад, – когда бегали к Белому дому, а если не бегали, то не спали ночами и ловили каждое слово по «Эху Москвы»…

Тогда все было, в общем-то, понятно: всем хотелось свободы, многие сражаться были за нее готовы, и Ева ужасно сердилась на маму, которая сказала, что выпустит ее из Кратова только через свой труп.

– Слава Богу, папа в командировке, Юра на Сахалине, – заявила Надя, когда Ева сказала, что хочет поехать в Москву. – Не хватало еще из-за тебя с ума сходить! Посмотри ты на себя, да тебя же в любой толпе первую раздавят! Нет, Ева, это не для тебя, и никуда ты не поедешь, – завершила Надя разговор.

Тогда Еве было ужасно стыдно, что она, как маленькая девочка, послушалась маму. Особенно когда оказалось, что едва ли не все их учителя были у Белого дома, и даже старшеклассники…

Теперь все было по-другому, и она чувствовала, что все по-другому, а как – не понимала.

Но то, что произошло ночью третьего октября, было для нее полной неожиданностью. Ева и не предполагала, что напряжение между людьми так велико… Она растерянно смотрела по телевизору, как разъяренная толпа штурмует телецентр – сыплется разбитое стекло, грузовик въезжает в вестибюль, трассирующие пули прочерчивают ночную тьму, падают люди… Выстрелы были слышны даже из их окон, непонятно было только, откуда они доносятся.

Отец мрачно сидел перед телевизором и смотрел на появившуюся на экране заставку суровым, исподлобья, взглядом, который пугал Еву, потому что казался таким невозможным у папы, таким чужим… Они все сидели перед умолкнувшим телевизором, переключая программы и пытаясь понять, что же делать.

Заставка исчезла наконец, люди в студии сменяли друг друга, все говорили то страстно, то растерянно, но ясности не вносил никто.

– Какая безответственность! – наконец произнес отец после очередного выступления.

– Что – безответственность? – робко спросила Ева.

Она видела, что папа зол, как никогда, но не понимала: на кого же?

– Безответственность – звать беззащитных людей туда, где давно уже должны действовать профессионалы, – сказал Валентин Юрьевич. – Оружие получать… Черт знает что!

– Но в прошлый раз ведь все ходили, – напомнила Ева. – И помогло…

– В прошлый раз! В прошлый раз было совсем другое дело, неужели не понятно? – сказал отец. – А теперь – все это надо было пресечь сразу и не доводить до стрельбы на улицах. Не водку пить на даче, а вовремя власть употребить! – сердито добавил он.

– Смотри, Егор как волнуется, – заметила мама. – А по-моему, он честно говорит, как думает. И вообще, он хороший мальчик, очень порядочный! Помнишь, в футбол играл, бегал в красных таких трусах? Кто мог подумать… – улыбнулась она.

Молодой премьер-министр, только что по телевизору призывавший людей получать оружие, вырос в их писательском дворе и учился с Юрой в одной школе. Евины родители помнили его маленьким, и, может быть, не в последнюю очередь поэтому им не казалась чем-то отвлеченным «большая политика», в которой он теперь участвовал.

– Ты бы послала Юру сейчас оружие получать? – спросил отец. – Я бы – ни за что!

– Так бы он нас и спросил, – вздохнула Надя.

– Может, мне сбегать? – подмигнула притихшая было Полинка. – А что, пистолет дадут, потом продам на Птичке, как раз на краски приличные хватит.

– Я тебе сбегаю! – встрепенулась Надя. – Тебя там только не хватало!

– Да ладно, я шучу, – усмехнулась Полина. – Делать мне нечего, что ли? Без меня большевики обойдутся…

После полубессонной ночи Ева находилась в том нервно-приподнятом состоянии, когда все проблемы кажутся неразрешимыми и трудно понять, что же делать.

Именно в таком состоянии пришла она утром в школу и тут же узнала, что Мафусаил просит всех учителей немедленно собраться в учительской.

– Вот что, коллеги, – сказал он, когда они наконец расселись; не всем хватило стульев, и некоторые сидели на столах. – Я собрал вас для того, чтобы…

Ева подумала, что в другой раз кто-нибудь непременно вставил бы реплику из «Ревизора». Но сейчас все молчали. Непонятно было, что кроется за этим молчанием, и поэтому оно казалось гнетущим.

– Собрал для того, чтобы попросить и даже потребовать, – повторил директор, – выполнить ваш профессиональный долг. А он состоит в том, – пояснил он, почувствовав некоторое недоумение аудитории, – чтобы удержать детей от походов куда бы то ни было. Куда бы то ни было! – повторил он, словно предвидя возражения. – Особенно мужчин я прошу, – обернулся он к столу, на котором сидели Денис, Олег Туганов, еще один молодой физик, – употребить все свое влияние, особенно на мальчиков. Их там быть не должно!