Тим - Маккалоу Колин

Дони высморкалась.

— Пап, не вини себя. Ты же всегда приходишь домой в такое время, как ты мог знать, что сегодня ты ей понадобишься? Ты знаешь, что она никогда не возражала против твоих привычек! Она видела, что тебе доставляет удовольствие выпить после работы пива, и ей это нравилось. К тому же это давало ей возможность развлечься и самой. Много раз я слышала, как она говорила, раз ты приходишь из «Прибрежного» не раньше семи, то у нее есть свободное время, и она спокойно может играть в свой теннис до шести и успеть приготовить ужин для тебя и Тима.

— Я должен был знать, что она стареет и чувствует себя неважно. Я должен был это сам видеть?

— Папа, нет смысла винить себя! Что сделано, то сделано. Мама не хотела другой жизни ни себе, ни тебе, и ты это знаешь. Не трать зря время и не грызи себя, ты ничего не можешь изменить. Подумай лучше о ней и Тиме.

— О Боже, я это и делаю, — в его голосе слышалось отчаяние.

Они повернулись и посмотрели на Тима. Он сидел тихо, сжав руки и сгорбившись. Он в горе всегда принимал эту позу. Он перестал плакать, а глаза были устремлены на что-то невидимое для них. Дони пододвинулась поближе к брату.

— Тим, — сказала она мягко, поглаживая его рукой по плечу.

Он вздрогнул, затем, казалось, осознал, что она здесь. Синие глаза вернулись из бесконечности и взглянули на нее.

— Дони! — сказал он, как будто удивляясь ее присутствию.

— Я здесь, Тим. Не беспокойся о маме, с ней будет все в порядке. Я обещаю.

Он покачал головой:

— Мэри говорит, что нельзя давать обещания, если не можешь их выполнить.

Лицо Дони застыло, она повернулась к Рону, а Тима для нее словно больше тут и не было.

Наступила глубокая ночь, когда доктор Перкинс вошел в зал ожидания. Лицо его было напряженным и очень усталым. Они сразу же встали, как подсудимые перед судьей.

— Рон, могу я с вами поговорить? — спросил он тихо. Коридор был пуст, яркие лампы в центре высокого потолка резко освещали изразцовый пол. Доктор Перкинс обнял Рона за плечи: — Она умерла, мой друг.

Рон вдруг почувствовал в груди ужасную, тянущую тяжесть. Он с отчаянием посмотрел в лицо пожилому доктору:

— Нет. Не может быть.

— Ничего сделать было нельзя. У нее был обширный инфаркт и затем, через несколько минут по прибытии сюда, еще один. Сердце остановилось. Мы пытались его заставить работать, но все было бесполезно. Подозреваю, что у нее и раньше сердце было не в порядке, а похолодание и теннис сделали свое дело.

— Она никогда мне не говорила, что у нее болит сердце. Я не знал. Она вообще никогда не жаловалась. — Рон попытался справиться с собой. — О, доктор, я не знаю, что делать! Там Тим и Дони. Они надеются…

— Вы хотите, чтобы я им сказал? Рон покачал головой:

— Нет, я это сделаю. Только дайте мне минуту времени. Могу я ее видеть?

— Да. Но не водите туда Тима и Дони.

— Тогда пойдем к ней сейчас, доктор. До того, как я скажу им.

Они выкатили носилки с Эс из отделения интенсивной терапии и поставили в маленькой боковой комнате, предназначенной именно для таких случаев. Вся медицинская аппаратура была уже убрана. Простыня покрывала ее с головой. Когда Рон из дверей увидел неподвижные формы под покрывалом, он пошатнулся, как будто получил сильнейший удар. Там Эс, под простыней, и она никогда не сможет больше двигаться, для нее все кончено: солнце и смех, слезы и дождь. Больше ничего не будет. Ее жизненный путь закончился здесь, в этой комнате с ослепительно белой простыней, покрывавшей ее тело. Все. Они даже не попрощались. Конец. Он подошел ближе и неожиданно почувствовал сладкий запах нарциссов, они стояли в огромной вазе на соседнем столике. Никогда впоследствии он не мог выносить запах нарциссов.

Доктор Перкинс стоял у дальнего конца узкой каталки, он быстро откинул простыню и отвернулся. Можно ли когда-нибудь привыкнуть к горю? Можно ли научиться спокойно принимать смерть?

Они закрыли ей глаза и сложили на груди руки. Рои долго смотрел на нее, потом наклонился и поцеловал ее в губы. Но все уже было чужое. Эти бледные, холодные губы ничем не напоминали ему Эс. Вздохнув, он отвернулся.

В зале ожидания три пары глаз были прикованы к его лицу. Он стоял и смотрел на них, подняв плечи.

— Она умерла, — сказал он.

Дони заплакала и позволила Мику обнять себя. Тим просто сидел и смотрел на отца, как потерянный испуганный ребенок. Рон подошел к нему и нежно взял его за руку.