Первые впечатления - Робертс Нора

Без нее у него вообще не будет жизни. Ему припомнился большой белый дом в престижном пригороде Вашингтона — дом, который он купил для Амелии. Там был овальный плавательный бассейн, образцовый розарий с выложенными плиткой дорожками, теннисный корт. Две горничные, садовник и повар. Когда Амелия была жива, у нее была третья, ее личная горничная. Ее гардеробная была больше, чем эта кухня. Там была гостиная с горкой из розового дерева, которая наверняка понравится Шейн, и тяжелые дамастовые шторы, которые она забракует.

Но потом Вэнс подумал, что он туда не вернется, не заставит Шейн жить с призраками. Однако сначала он расскажет ей о своей прошлой жизни и о работе. А уж тогда вчерашний день можно будет похоронить.

— Шейн…

— Садись, — велела она, разливая суп по тарелкам. — Я просто умираю от голода. Я сегодня без обеда, потому что как раз в это время торговалась за чудесный шеридановский столик. Часы мне обошлись дороже, чем рассчитывала, но я выиграла на столе и солонках.

— Шейн, мне нужно с тобой поговорить.

Она разрезала сэндвич надвое.

— О'кей, говори. Я могу слушать, говорить и есть одновременно. Ой, я возьму молоко. Даже на мой вкус этот растворимый кофе ужасен.

Она бегала туда-сюда, ставила на стол посуду, заглядывала в холодильник. Вэнс снова вспомнил свою жизнь до нее — спешка, требования, нелюбимая работа… Если ее не будет… Нет, эта мысль была ему невыносима.

— Шейн. — Он заставил ее остановиться, ухватив за руки. Она с удивлением посмотрела на него. — Я люблю тебя. Ты мне веришь? — Он больно сжал ей руки, но она не подала виду.

— Да, верю.

— Ты примешь меня таким, каков я есть?

— Да, — ответила она без малейшего колебания.

Вэнс обнял ее и зажмурился. Может быть, потом? Еще несколько часов без прошлого, без вопросов. Это не так много.

— Я должен тебе кое-что рассказать. Но… не сейчас. Сейчас я только хочу сказать тебе, что я тебя люблю.

Чувствуя его смятение и желая утешить, Шейн посмотрела на Вэнса и сказала:

— Это все, что я сегодня хочу слышать. Я люблю тебя. И что бы ты ни говорил мне потом, это ничего не изменит.

Она прижалась губами к его щеке. Он явно успокоился. Как бы ей ни было интересно узнать, что его так тревожит, она не собиралась обсуждать это в их первую ночь. Проблемы нужно решать днем.

— Садимся за стол, — сказала она, — а то все остынет. Я люблю, когда моим изысканным кушаньям отдают должное.

— Это я и делаю. — Он снова поцеловал ее. — И тебе тоже. Идем в гостиную.

— В гостиную? — Шейн удивилась, но тут же догадалась: — Ах, там, должно быть, теплее.

— Вот именно.

— Я подбросила дровишек в огонь, когда спустилась.

— Какая ты у меня умница, — с восхищением проговорил Вэнс, беря ее за руку и ведя в гостиную.

— Вэнс, мы не взяли еду.

— Какую еду?

Шейн засмеялась, хотела вернуться, но он подтолкнул ее в полупустую комнату, освещаемую светом огня в камине.

— Вэнс, суп придется подогревать заново.

— Это точно, — ответил он, расстегивая на ней рубашку.

— Вэнс! — Она оттолкнула его руку. — Не валяй дурака!

— Дурака не валяю. — И он опрокинул ее на плетеный коврик на полу.

— Но я не стану больше его разогревать, — сказала она, пока он, приподнявшись на локте, расстегивал нижние пуговицы.

— Никто тебя не осудит. — Он распахнул рубашку. — Его можно есть и холодным.

— Он будет ледяной!

— Ты что, голодная?

На щеках Шейн обозначились ямочки.

— Да! — Она подтолкнула Вэнса, и он упал на спину.

Шейн жадно стала его целовать.

Ее энергия и готовность ошеломили его. Он-то собирался сначала раздразнить ее, растревожить ее желание, но этого не потребовалось. Ее острые зубки и жадный язык воспламенили его так быстро, что он мог бы тотчас ее взять. Ее руки ласкали его голову, плечи и грудь, ища и находя точки наслаждения.

Когда он потянулся, чтобы снять с нее рубашку, то с удивлением заметил, что его пальцы дрожат. Шейн издала короткий нервный смешок.

— Не так скоро, — шепнула она ему в ухо, — не торопись.

Он чертыхнулся, но стон заглушил проклятие, когда ее губы приникли к его шее. Взаимное желание уже заявляло свои права, но она хотела довести его возбуждение до предела. Ее поцелуи делали его покорным и уязвимым, его кожа стала горячей и влажной. Он тоже ласкал ее, но словно во сне или в отчаянии. Его сила и власть подчинились ей.