Всему свое время - Быстрова Ирина

И удалилась в свою комнату. Слышно было, как щелкнула клавиша магнитофона, и по квартире полились звуки рэпа. Я буквально рухнула на табуретку. Что это: подростковый эгоизм, когда все, чем интересуется ребенок, – это только его собственная персона, на остальное ему наплевать, или осознанный выбор дочери между отцом и матерью? Девочки традиционно ближе к отцам. Хотя отношения между Петей и детьми всегда складывались достаточно отстраненные, он почти не занимался ими – росли они рядом с ним, и ладно, большее его не интересовало. Я так за все эти годы и не поняла: а что вообще нужно ему в этой жизни? Что может захватить его целиком, без остатка? Казалось, все, что окружало его, не вызывает в нем особых переживаний. Может, он просто из такой породы людей, которым незнакома страсть к чему-либо, – вот и живет себе ровненько, без потрясений. Поэтому и особой любви к Леночке, гордости за нее я в нем тоже не замечала. Но это не могло помешать дочке принять сторону отца просто потому, что девочки – они все же ближе к отцу, чем к матери.

Антошка… Мальчик мой… Всегда был маминым сыном. Сейчас, конечно, возмужал – на следующий год им уже поступать, вот предстоит хлопот! Но это приятные хлопоты: видеть, как твои дети, которые еще совсем недавно были малышами, взрослеют и выходят в самостоятельную жизнь.

Антошка вернулся с секции по баскетболу часов в шесть. Скоро должен был появиться и Петя, если, конечно, не задержится нигде. Лена убежала к подружке. Дома было тихо, лучшего времени поговорить с Антошкой нельзя было и представить. Вот только успеть бы до того, как все опять соберутся. Мне почему-то хотелось добить этот вопрос, может, я боялась, что отложи я его хоть на чуть-чуть, и у меня уже духу не хватит? Как знать. Я усадила Антошку кушать, еле дотерпела до того момента, когда он стал наливать себе чай (не портить же сыну аппетит нашими взрослыми проблемами), и наконец спросила:

– Антош, с тобой можно поговорить?

– О чем? – Он поднял на меня глаза. Видимо, что-то прочел на моем лице и тут же скис. – Что, о вчерашнем?

– Да, о вчерашнем. Ты знаешь… – начала я.

– Мам, – прервал он меня, – ну о чем тут разговаривать? Понятно, тебе неудобно, что мы с Ленкой услышали ваш разговор. Ну, случилось так случилось. Что ты мучаешься?

– Я мучаюсь оттого, что не знаю, как мы теперь будем жить дальше.

– А как мы жили все это время? – удивился он. – Так и будем.

– Но раньше у папы не было… – Я замялась, не зная, как обозначить проблему.

– Женщины на стороне? – помог Антошка.

– Да, – облегченно сказала я.

– Нет, я имел в виду – когда она уже была у него. Мы же все равно жили нормально, – сказал он. – Да и потом, она у него нормальная, не вредная.

Я застыла. Антошка взглянул на меня и закашлялся.

– Ты откуда знаешь? – трясущимся голосом спросила я.

Он смущенно поерзал.

– Антон?! – Мой голос сорвался на крик.

– Ну, ма-ам, – виновато протянул он, – не злись… Это все Колька… Она в их доме живет. Вот он отца там и увидел… А потом мне ее показал…

– Когда?

– Что «когда»?

– Когда ты ее видел?

– Весной. – Антошка пришел в себя и уже отвечал спокойно.

– Значит, ты все это время знал и покрывал отца? – Я не могла поверить своим ушам.

– А что тут сделаешь? – Антошка вскочил, налил себе вторую кружку чая и вернулся за стол. – И потом, что я полезу в ваши дела? Отец нас с Ленкой не трогал, а остальное, – он отхлебнул чай, – это вам самим разбираться.

– Значит, отец прав? Ты так считаешь?

– Ма, не заводись. – Антон подхватил кружку и решительно направился в свою комнату, тем самым давая мне понять, что разговор окончен. – Отца тоже можно понять.

– То есть? – обомлела я.

– Она симпатичная, молодая и… – Антошка поискал слово, – продвинутая. Вот его и зацепило. – И он хлопнул дверью.

Почему так? Почему? Как будто не осталось никакой морали, все рухнуло в тартарары. «А все эта вседозволенность, – ожесточенно подумала я, – льющаяся с экранов и из динамиков. Мое дело – сторона, и все тут». Взрослые люди еще могут все это профильтровать через мозги, а малышня глотает без разбора. Бог с ним, когда так ведут себя люди посторонние, но мои собственные дети? Положить столько лет на то, чтобы воспитать в них лучшие качества, и в итоге получить в ответ: «Не наше дело – разбирайтесь сами!»

А я ведь была уверена, что обрету в них поддержку в эту трудную минуту, что пристыдят они отца прямо или косвенно. И если на меня ему наплевать, то не наплевать будет на собственную плоть и кровь. Ан нет, Елене, похоже, вообще все равно, что происходит. Ну да, конечно же у нее свои страдания – какой-то мальчик, уже четвертый или пятый за последний год.