Шелковый поцелуй - Картленд Барбара

– И что вы тогда подумали?

Он, казалось, и вправду хотел знать ее мнение. На какое-то время Вайра задумалась, вспоминая свою растерянность и недоумение, когда сэр Эдвард сделал ей это странное, неожиданное предложение.

– Я думаю, что мне… – медленно сказала она наконец, – было жаль вас, потому что вам явно была неприятна идея нашей лжепомолвки.

– Жаль меня? – воскликнул Йен.

Похоже, ее ответ удивил Йена. Очевидно, он не ожидал услышать подобное. Вайра забеспокоилась. Может, ей не следовало быть с ним такой откровенной? Может быть, она задела какие-то чувствительные струны в его душе, о которых и не подозревала? Вайра вдруг подумала о том, какая же девушка может стать его избранницей. Она искренне желала Йену счастья и не сомневалась, что и он сможет составить счастье своей избраннице. Теперь Вайра была уверена, что Йен будет хорошим мужем.

Внезапно вспомнив нежность его поцелуя в ту ночь в коридоре, Вайра поняла, что он, вероятно, был бы и обольстительным любовником, хотя и не таким пылким, как Пьер.

Вайра вдруг сжала свои пальцы с такой силой, что суставы на них побелели. Она чувствовала также, что вся напряглась, словно ожидая удара. Почему?

Ответ был ей понятен. Она боялась собственных чувств, боялась признаться даже самой себе, как болезненно сжимается ее сердце. Безысходность и уныние овладели ею сильнее, чем прежде, когда она страдала лишь от одиночества.

«Не сходи с ума, – шептала она про себя, – не вздумай в него влюбиться. Этого не должно случиться».

Но, похоже, с этим запретом она опоздала. Ее мысли путались, чувства сплелись в запутанный клубок – внезапное тяготение, страстное безотчетное желание, жадное любопытство по отношению к той, другой девушке, которую он любит. Вайра боялась признаться себе, что это чувство удивительно походило на ревность.

– Этого не должно случиться! – как заклинание шептала она. И вздрогнула, когда Йен спросил:

– Вы что-то сказали?

– Нет, нет! Ничего, – ответила она, смутившись.

Подняв взгляд, Вайра встретилась с ним глазами. Она долго смотрела в его темно-серые глаза, такие бездонно глубокие.

Вайра поняла то, что чувствовала уже давно. Поняла по тому, как сильно и часто забилось ее сердце, по охватившему ее острому ощущению прозрения.

Она откинулась на спинку кресла и закрыла глаза.

Как могла она быть настолько наивна и глупа, что позволила себе влюбиться? А ведь так оно и было, и она не могла этого не признать.

Она была влюблена в Йена – влюблена давно.

Именно потому, что ее влекло к нему, ее тревожили опасения, что он ее ненавидит. Именно потому, что она жаждала его надежной защиты, она отвергла настойчивые ухаживания Пьера.

Какая же она была дура! Она должна была все понять, когда он поцеловал ее и ее губы отозвались на его ласку.

Вайра открыла глаза и взглянула на золотистые солнечные лучи над нежной белизной облаков.

«Я запомню это, – думала она. – Я навсегда запомню этот момент, когда я поняла, что люблю его, – но уже поздно, слишком поздно что-то изменить. Если бы я поняла это раньше, я бы, по крайней мере, хотя бы постаралась привлечь его внимание, постаралась понравиться ему».

Но она понимала, что это было бы невозможно в той ситуации, в какой они оба оказались.

Сэр Эдвард представлялся ей злым духом, управлявшим их судьбами, сначала соединившим их и потом разлучившим. Он достиг своей цели.

Он успешно осуществил свой план, и теперь ничто не могло нарушить его деловых и дружеских отношений с Дюфло.

«Во всем этом предприятии единственной жертвой было только мое сердце», – с горечью подумала Вайра.

Она снова и снова возвращалась памятью к дням и часам, проведенным с Йеном, с момента их встречи в кабинете сэра Эдварда.

Она помнила все, каждое сказанное им слово, каждый его жест.

Она чувствовала свою руку в его руке, когда он понял, что она боится летать; она видела, как он улыбается ей, когда она спустилась в холл перед отъездом на бал.

Она вспомнила, как застыла и онемела, когда он сказал: «Я намерен просить девушку, которую я люблю, стать моей женой».

Вспоминая сейчас эти слова, она чувствовала, как будто они вонзались в ее сердце тысячью ножей, причиняя ей невыносимую боль.

Но о чем ей, в сущности, было сожалеть? Она не могла ничего поделать. Она, быть может, могла бы только поощрять его поцелуи – но еще неизвестно, насколько он был бы готов дарить их ей.

Одного ей должно было хватить на всю оставшуюся жизнь. Один поцелуй, прикосновение его руки, воспоминание об увлекательном приключении, в котором они оба участвовали и которое подошло к концу.