Портрет супруги слесаря - Южина Маргарита

Реклама закончилась, пора бы уже и разговору подойти к концу, но Маша этого никак не понимала.

– Хорошо, Машенька, я с ним поговорю, – пообещал Владимир, делая звук телевизора громче.

– Нет, милый мой, – вырвала из его рук пульт супруга. – Ты не просто поговоришь, а… А мы сейчас с тобой обсудим, что именно ты будешь говорить.

На лице Владимира отразилась вселенская мука.

– Хорошо, любимая, ты говори, а я буду запоминать… Только ты сядь вот сюда, а то мне экран загораживаешь.

– И буду загораживать! – встала прямо перед телевизором Маша. – У него родители разводятся, а ему только бы на экран пялиться! Ты что, снега не видел?! Вот поговоришь с отцом, и я сама на лыжи встану, чтобы ты мог на меня смотреть сколько влезет! А отцу ты скажи, что это неприлично – в его-то возрасте на других женщин заглядываться! Они же… Кстати, а что принадлежит Мефодию Сидоровичу? У него есть дача? Дом? Машина?

– Машенька! Ну ты же прекрасно знаешь – у родителей есть дача, машина, гараж и эта квартира.

– Нет, ты будь добр, уточни, кому все это принадлежит. А то знаю я нынешнюю молодежь. Из деревни приедут, так им сразу жениха подавай, чтобы обратно в деревню не возвращаться. И чтобы жених был с квартирой. А уж сколько ему лет, это дело десятое. Знаю я их!

– Еще б ты не знала, – фыркнул Володя. – Ты ж сама из деревни и приехала. И тоже – сразу тебе меня подать надо было!

– Что-о-о-о-о?! – искренне возмутилась Маша. – Ты думаешь, я из-за квартиры за тебя вышла?! Ты думаешь, я…

– Машенька! Да ничего я такого не думаю, ну что ты говоришь, – не знал, как успокоить жену, Володя. – Я просто говорю, что беспокоиться об отце…

– Да делай ты что хочешь!!! – уже со слезами на глазах кричала Маша. – Только учти! Когда какая-нибудь молоденькая девица начнет у твоей матери дачу отбирать и машину, ты… Ты тогда вспомнишь меня! Но будет уже поздно! Я уже… я уже уеду к своей маме, вот!

– Машенька-а-а! – Владимир притянул супругу к себе. – Детей нам надо, вот что. А то ты просто не знаешь, чем себя занять. А будут детки…

– Ты хочешь сказать, что я лентяйка?! – опять приготовилась реветь Маша.

– Я хочу сказать, что брак родителей нужно срочно скрепить внуками, вот!

– Я не могу! – всхлипывала Маша. – Я не могу носить ребенков… ребенка… Не могу носить ребенка в такой нервной атмосфере! Поговори с отцом!

– Хорошо, поговорю. Обещаю, – проникновенно приложил руку к груди Владимир и с удовольствием проводил супругу взглядом.

В это время Валентина Адамовна с Мефодием Сидоровичем беспечно прогуливались по аллеям старенького парка. Парк был наполовину вырублен, просвечивал весь насквозь, поэтому страха в такое позднее время не вселял.

– Валюша! Ты посмотри, какой сугробище! – веселился Мефодий Сидорович. – Боника! Детка! А ну давай, прыгай ко мне сюда!

Боника все еще демонстрировала, насколько ей тяжко таскать на себе эти вязаные поделки, поэтому едва двигала лапами. Хозяин же, нимало не смущаясь, схватил ее в охапку и потащил в самую середину здоровенного сугроба. Собачонка взвизгнула, замельтешила лапами и стала испуганно извиваться.

– Валюша! Ты посмотри, сколько у собачки восторга! – по-детски радовался мужчина. – А давай я и тебя так же!

Поднять свою супругу на руки Мефодий Сидорович был не в силах, поэтому попросту толкнул любимую в снежную кучу.

– Моня! Ты обалдел! – пыталась сохранить лицо Валентина, но как это сделать, когда это самое лицо все в снегу? – Моня! Тьфу ты, черт, весь рот в собаке! Боника! А ты тут чего торчишь?! Веселись, давай! Прыгай! Мне самой здесь места мало!

Боника, может быть, и веселилась, но прыгать не могла – у нее провалились лапы, и собачонка только жалобно поскуливала.

– А вот и я! – сверху рухнул Мефодий Адамович. – Уррра!!!

– Моня! – взревела супруга. – Ты ж изверг, Моня! Я понимаю, ты сам-то весишь, как весенний воробей, но ведь у тебя ж в куртке набор гаечных ключей! Уйди, говорю! Слезай! Да что ж такое-то?! Мамочка!

– Валюш, вот когда ты так верещишь, ты как девчонка, я прямо… я прямо стихи сочиняю! – не переставал радоваться муж. – Слушай. В небе звездочки, как лампы! Все горят и прямо в глаз! Лучше нету моей Вали! Ни у вас и ни у нас! Ну как? Тебе понравилось?

– Да я тебе говорю, что ты мне уже перелом сделал! – не прониклась стихами жена. – Что у тебя в карманах-то?!

– Это я тебя ключом ударил, да? – всполошился муж. – Валя, ты посиди там пока, я тебе еще стишок сочинил…

– Да слезь ты, ирод!.. Здрасте, Павлина Марковна… – увидела вдруг Валентина Адамовна свою приятельницу. Та прогуливала толстого кота на веревочке. – А мы вот… играемся… К нам не желаете? Да Моня же! Ну перед людьми ж неудобно!

– Ничего-ничего… – скривилась старушка, схватила кота под мышку и быстрее заработала ногами. – Резвитесь… Валь, а ежли тебя муж-то не выцарапает из сугроба-то, так завтра можно экскаватором… ковшом поддеть.

– А зачем нам царапаться?! – вовсю веселился Мефодий Сидорович. – Мы вот еще и сверху снежком присыплем! Да стишков почитаем, правда, Валюша?

– Ага… – кивнула Павлина Марковна. – Это ты правильно придумал – еще и сверху… Чтоб уж совсем… до весны уже чтоб… И стишки… Пойдем, Васенька, не смотри на этакое безобразие… Давай я тебе мордочку отверну, а то ты у меня еще до марта вопить начнешь…

Женщина ушла, а Мефодий Сидорович все еще продолжал веселиться.

Пока супруги барахтались в сугробе, Боника, окончательно замерзнув, вдруг подняла морду и отчаянно завыла. Она выла о своей горькой судьбе, о том, что никто не понимает, как ужасно она чувствует себя в этой вязаной тряпке, как ей одиноко без дворового друга Дюшки, как она устала торчать в этом сугробе и как ей невыносимо хочется мяса.

– Все, Моня, хватит! – вдруг строго рявкнула Валентина. – Хватит ржать-то! Вытаскивай меня давай!

Но Мефодий Сидорович веселиться не прекращал. Дело в том, что он уже пробовал вытащить жену из снега, но сразу же понял – дело это гиблое. Валюша настолько увязла седалищем в снегу, что совет про экскаватор был, наверное, не так уж плох. А чего – ковшичком поддел, и все… Да только где его взять сейчас – ковшичек?

– Моня! Подай же мне руку! Тащи меня! – требовала жена. – Я уже вся мокрая. Снег даже в уши залез. Боника! Прекрати выть! Это папа у нас так играет, он совсем не собирается меня здесь хоронить, что ты придумала? Моня! Да тащи же!

Теперь Моня старался вовсю. Он пыхтел, кряхтел, упирался коленями в сугроб – тащил любимую, но результата не было.

– Валюша, ты б не шевелилась, что ли? – вспотев, посоветовал он. – Ты отчего-то все глубже погружаешься в снег. Как я тебя вытяну-то?

– Что значит «как вытяну»? – испугалась Валентина Адамовна. – Мне что тут, до завтра торчать?