Влюблен до безумия - Гибсон Рэйчел

– А ты замужем?

– Нет.

Хелен посмотрела на нее с жалостью.

– Твоя мать сказала, что ты живешь в Скоттсдейле.

Делейни очень хотелось расплющить круассан о физиономию Хелен, однако она сдержалась.

– Я живу в Финиксе.

– А-а. – Хелен потянулась за грибами. – Наверное, я неправильно расслышала.

Делейни сомневалась, что у Хелен проблемы со слухом. Другое дело – с волосами, и если бы Делейни не решила уехать через несколько дней и если бы к тому же была подобрее, то, возможно, предложила бы Хелен немного привести волосы в порядок. Пожалуй, она бы замазала тонкие жесткие кудряшки протеиновой маской и обернула целлофаном… Но нет. Она не настолько добра.

Делейни обвела взглядом гостиную, полную людей, и отыскала мать. Гвен стояла в окружении друзей, ее светлые волосы были в идеальном порядке, макияж безукоризненный, и выглядела она как королева при собственном дворе. Для Трули, штат Айдахо, Гвен всегда была местной Грейс Келли. Она даже чем-то на нее походила. В сорок четыре Гвен легко можно было дать тридцать девять, и, по ее словам, она выглядела слишком молодой, чтобы иметь дочь двадцати девяти лет.

В любом другом месте разница в возрасте между матерью и дочерью всего в пятнадцать лет могла бы вызвать неодобрительное кивание немалого числа голов, но в провинциальном Айдахо было не редкостью, что молодые люди женятся на следующий день после школьного выпускного бала – иногда потому, что невеста вот-вот родит. Беременность среди подростков не вызывала ни у кого негодования; разумеется, кроме тех случаев, когда девочка не выходила замуж. Такого рода скандал мог тлеть, подогревая сплетни, годами.

В Трули все были уверены, что молодая жена мэра овдовела вскоре после того, как вышла замуж за отца Делейни, однако все было не совсем так. В пятнадцать лет Гвен связалась с женатым мужчиной. Узнав, что она беременна, он ее бросил, и она уехала из города.

– Как вижу, ты вернулась… А я думала, ты умерла.

Делейни обернулась на голос старой миссис Ван Дамм.

Она стояла, сгорбившись и опираясь на алюминиевые ходунки, ее белые волосы, словно приклеенные к голове, были завиты мелкими буклями в точности также, как помнилось Делейни. Она не вспомнила имени женщины, да и сомневалась, что его вообще кто-нибудь произносил. Все всегда называли ее «старая миссис Ван Дамм». Теперь она стала совсем древней, от старости и остеопороза сгорбилась – настоящее ископаемое.

– Вам принести что-нибудь из еды? – предложила Делейни.

Глядя на старуху, она встала ровнее и попыталась вспомнить, когда в последний раз пила молоко или хотя бы ела печенье, обогащенное кальцием.

Миссис Ван Дамм не без труда подцепила яйцо, а затем протянула свою тарелку Делейни.

– Мне вон того и того, – сказала она, показывая на разные блюда.

– Может быть, салат?

– Меня от него пучит, – сказала миссис Ван Дамм шепотом и показала на миску с амброзией: – Вот это выглядит аппетитно. И еще положи-ка мне пару куриных крылышек. Они острые, но у меня с собой антацид.

Несмотря на свою миниатюрность и хрупкость, миссис Ван Дамм ела как лесоруб.

– Вы не родственница Жан-Клода? – спросила Делейни, пытаясь внести немного оживления в скорбное мероприятие.

– Кого?

– Жан-Клода Ван Дамма, кикбоксера.

– Нет, не знаю я никакого Жан-Клода, хотя, может, в Эммете такой есть. Ван Даммы из Эммета – они такие проказники, вечно попадают во всякие истории. В прошлом году Тедди, среднего внука моего покойного брата, арестовали за то, что он украл медведя Смоки, который стоял перед зданием лесничества. Не представляю, для чего ему это понадобилось, зачем он решил стащить статую?

– Может, потому что его зовут Тедди?

– А?

Делейни нахмурилась:

– Ладно, не важно.

Делейни уже жалела, что попыталась шутить. Она успела забыть, что ее чувство юмора не разделяли в небогатых южных городках, где мужчины использовали вместо пепельниц карманы своих рубашек. Усадив миссис Ван Дамм за столик возле буфета, она направилась к бару.

Делейни не раз думала, что весь этот ритуал с поминками, когда сразу после похорон люди собираются вместе, чтобы объедаться как свиньи и пить, – довольно странная штука. Она предполагала, что он придуман для поддержки и утешения родственников покойного. Однако сама Делейни совершенно не чувствовала себя утешенной. Она чувствовала себя выставленной напоказ; впрочем, у нее всегда было такое ощущение, когда она жила в Трули. Она росла здесь как дочь мэра и его очень красивой жены. При этом она всегда в чем-то до них не дотягивала – никогда не была такой общительной и энергичной, как Генри, и красивой, как Гвен.