Рай — Техас! - Филлипс Сьюзен Элизабет

Он помахал ей рукой, а она, вырулив на шоссе, задумалась — так ли уж правы жители Теларозы, считая мистера Сойера записным злодеем. Ей он показался очень приятным человеком.

Несмотря на сухие пеленки, Элвис продолжал морщить личико и вскоре начал вертеться. Она взглянула на часы и сообразила, что прошло уже больше часа с момента отъезда.

— Пора возвращать тебя в курятник, ковбой.

Пакет, в котором лежала коробка с презервативами, толкнул ее в бедро, и она вспомнила, что поклялась не спускать Бобби Тому его недостойных выходок. Пусть он теперь ее босс и мужчина, за которым она готова пойти на край света, ему все-таки нужно напомнить о том, что ее нельзя унижать безнаказанно.

— Четверка треф.

— Пас.

— Пас.

Нэнси Копек удивленно взглянула на свою партнершу и печально вздохнула:

— Это же только начало торговли, Сузи. Я просто интересовалась твоими тузами. Тебе не следовало пасовать.

Сузи Дэнтон виновато улыбнулась:

— Извини, я просто не могу сосредоточиться.

Вместо того чтобы с головой погрузиться в бридж, она погрузилась в посторонние мысли. Ей не давал покоя инцидент в аптеке. Грейси, похоже, основательно готовилась к тому, на что, подвыпив, недвусмысленно намекала Бобби Тому. Сузи пришлась по душе эта девушка, и ей не хотелось, чтобы у нее были неприятности.

Нэнси добродушно покивала двум другим любительницам бриджа и вполголоса произнесла:

— Сузи беспокоится о Бобби Томе. Ведь он опять в Теларозе. Второй день она сама не своя.

Тони Сэмелс склонилась вперед:

— Вчера вечером я видела его в «Ди Кью», но у меня не было возможности посекретничать с ним о моей племяннице. Я уверена, она сведет его с ума.

Партнерша Тони едва заметно нахмурилась и предложила шесть пик.

— Моя Кэти, пожалуй, больше в его вкусе, верно ведь, Сузи?

— Давайте-ка я сменю посуду и налью нам всем еще по одной. — Сузи сбросила карты, довольная тем, что нашла повод оставить приятельниц на несколько минут. Как правило, бридж по четвергам доставлял ей удовольствие, но сегодня она чувствовала себя не в своей тарелке.

Пройдя на кухню, она сунула стаканы в мойку, но вместо того чтобы открыть холодильник, встала у окна. Окинув невидящим взглядом кормушку для птиц, свисавшую с ветви магнолии, она бессознательно вдавила кончики пальцев в бедро, нащупав вживленный в него небольшой диск, снабжавший ее организм гормонами. Она часто заморгала глазами, прогоняя неожиданно выступившие слезы: Неужели она уже дожила до того возраста, когда от жизни нечего ждать? Казалось, прошло всего несколько лет с тех пор, как жарким техасским летом она вышла замуж за Хойта Дэнтона.

Ее охватила волна необъяснимого отчаяния. Ей так не хватало его. Он был ее мужем, ее любовником, ее лучшим другом. Ей не хватало свежего запаха мыла, исходящего от него после душа. Ей не хватало его крепких объятий, слов любви, которые он шептал ей в постели, его смеха, его соленых шуток, его ужасных каламбуров. Глядя на пустую кормушку, она подняла руки и крепко сдавила свою грудь, пытаясь хоть на секунду представить, что это он ласкает ее.

Ему исполнилось пятьдесят лет накануне того дня, когда во время страшной грозы его автомобиль птицей слетел с шоссе. После похорон к ее горю и отчаянию присоединился обжигающий душу гнев на него — за то, что он оставил ее одну на всем белом свете. Это было ужасное время, и она не представляла теперь, как пережила бы его без Бобби Тома.

После похорон сын отвез ее в Париж, и они провели около месяца, гуляя по Монмартру, разъезжая по французским деревушкам, посещая старинные замки и соборы. Они вместе смеялись, вместе плакали, и постепенно спазмы душевной боли стали вытесняться ощущением робкой благодарности судьбе, позволившей некогда паре совсем молодых людей зачать такого чудесного сына. Она сознавала, что в последнее время слишком цепляется за него, Но боялась, что, если ослабит свою хватку, он вообще ускользнет от нее.

Когда Бобби Том появился на свет, она была совершенно уверена в том, что он лишь первенец в длинной череде детей, которым ей суждено подарить жизнь, но в дальнейшем она оказалась бесплодной, и иногда ей страстно хотелось, чтобы он вновь стал малышом. Ей хотелось качать его на коленях, ерошить ему волосы, смазывать зеленкой царапины, вдыхая терпкий запах маленького разгоряченного тела. Однако сын ее уже давным-давно стал мужчиной, и дни, когда она поцелуями исцеляла его ушибы, ушли навсегда.