Седьмая девственница - Холт Виктория

От повествований миссис Солт о ее жизни с «ним» волосы вставали дыбом. А Полоры и Трелансы рассказывали, как обустраивается новый священник, и о том, что миссис Хэмфилл настоящая любопытная Варвара и всюду сует свой нос. Не успеешь обмахнуть пыль со стула, чтоб предложить ей сесть, глядишь, а она уже шмыгнула на кухню. В первый же вечер за столом в трапезной я узнала, что Джонни сейчас в университете и вернется в аббатство только через несколько недель. Я обрадовалась. Его отсутствие давало мне шанс укрепить свое положение в доме.

Я вошла в ритм новой жизни. Моя госпожа оказалась не злой; больше того, она была просто великодушной: в первые же дни она подарила мне свое зеленое платье, которое ей надоело; мои обязанности были совсем не обременительны. Я получала удовольствие, причесывая ее волосы, гораздо мягче и тоньше, чем мои; мне было интересно заниматься ее одеждой. У меня бывало много свободного времени, и тогда я шла в библиотеку, брала книгу и часами читала в своей комнате, ожидая, пока она позвонит в колокольчик.

Жизнь Меллиоры была далеко не так легка. Леди Сент-Ларнстон решила воспользоваться ее услугами в полной мере. Меллиора должна была ей читать ежедневно по нескольку часов, подавать ей чай, часто и по ночам; она должна была массировать ей голову, когда у нее была головная боль — а это бывало частенько; она должна была заниматься перепиской леди Сент-Ларнстон, принимать для нее сообщения, сопровождать в экипаже во время визитов. Она практически никогда не бывала свободной. Не успела пройти неделя, как леди Сент-Ларнстон решила, что Меллиора, так нежно ухаживавшая за своим отцом, может быть полезна и сэру Джастину. Так что, если Меллиора не прислуживала леди Сент-Ларнстон, она была в комнате больного.

Бедная Меллиора! Несмотря на то, что она обедала у себя в комнате и с ней обращались почти как с леди, ее доля была гораздо тяжелее моей.

Это я приходила к ней в комнату. Как только моя госпожа выходила из дома — у нее было обыкновение совершать длительные прогулки верхом, часто в одиночку, — я отправлялась в комнату Меллиоры, надеясь застать ее там. Мы редко бывали вместе подолгу, потому что звонил колокольчик, и ей приходилось идти. Тогда я читала до ее возвращения.

— Меллиора, — сказала я ей однажды, — как ты можешь это выносить?

— А ты? — ответила она.

— Я другое дело, я привыкла довольствоваться малым. И потом, у меня не так много работы, как у тебя.

— Приходится, — заметила она философски.

Я посмотрела на нее; да, ее лицо выражало удовлетворение. Поразительно, что она, дочь приходского священника, делавшая все по-своему, лелеемая и обожаемая, так легко перешла к новой жизни в услужении. Меллиора просто святая, подумала я.

Мне нравилось смотреть на нее, лежа на ее кровати, в то время как она сидела в кресле, готовая вскочить при первом же звуке колокольчика.

— Меллиора, — сказала я как-то ранним вечером, — что ты думаешь об этом месте?

— Об аббатстве? Ну, это чудесный старинный дом! — Невозможно остаться равнодушной, правда?

— Правда. И тебе он тоже нравится, да?

— А о чем ты думаешь, когда эта старуха тебя тиранит?

— Стараюсь отключить голову и не обращать на это внимания.

— Не думаю, что сумела б так скрывать свои чувства, как ты. Мне повезло. Джудит не так уж плоха.

— Джудит… — медленно произнесла Меллиора.

— Ну ладно, миссис Джастин Сент-Ларнстон. Странная она. Всегда какая-то слишком чувствительная, словно жизнь чересчур трагична… Словно она чего-то боится…

Ну вот! Я заговорила задыхающимся голосом — как она.

— Джастин несчастлив с ней, — медленно произнесла Меллиора.

— Думаю, что счастлив, настолько, насколько он вообще может быть счастлив с кем-нибудь.

— Что ты об этом знаешь?..

— Я знаю, что он холоден, как… рыба, а она пышет жаром, словно печка.

— Ты говоришь чепуху, Керенса.

— Да ну? Я их вижу чаще, чем ты. Не забывай, моя комната рядом с ними.

— Они ссорятся?

— С ним нельзя поссориться. Слишком холодный. Его ничего не волнует, а ее волнует… даже слишком. Не могу сказать, что она мне не нравится. В конце концов, если она его не волнует, так чего ж он на ней женился?

— Прекрати. Ты не знаешь, что говоришь. Ты не понимаешь.

— Ну, разумеется, я знаю, что он рыцарь без страха и упрека. Ты всегда к нему так относилась.

— Джастин хороший человек. Ты не понимаешь его. Я знаю Джастина всю жизнь…