В омуте любви - Берристер Инга

Санди замялась, не решаясь даже посмотреть на него.

— Синьора ди Романо сказала… это потому, что ты меня любишь, — хрипло проговорила она.

Чувствуя на себе пристальный взгляд Джанфранко и повинуясь силе этого взгляда, Санди медленно подняла раскрасневшееся лицо.

— И ты ей поверила? — негромко спросил он.

Санди судорожно перевела дыхание.

— Ну, я…

Ей казалось, она тонет, теряет власть над собой, отчаянно борясь, чтобы не захлебнуться в море эмоций. Несчастная женщина и боялась этого, и в то же время отчаянно жаждала сдаться, уступить, переложить тяжкий груз неразделенной любви на более сильные плечи.

— Мне очень хотелось поверить, — наконец честно призналась она.

— Почему что ты желаешь снова заняться со мной сексом? — не сумел удержаться Джанфранко, хотя и понимал, что слова его жестоки.

И Санди действительно отреагировала так, точно он и в самом деле ее ударил. Дыхание у нее прервалось, с лица мгновенно сбежала краска, а рука беспомощно взметнулась вверх в жесте защиты.

— О, Санди… моя любимая, милая, прости! — Джанфранко с ужасом понял, что натворил. — Я не хотел…

— Нет-нет… ничего. Я это заслужила, — поспешно перебила его Санди. — Не следовало мне приезжать.

И она попыталась встать, спеша уйти прежде, чем довершит свое унижение, разразившись слезами прямо здесь, у него на глазах. Она безнадежно ошиблась, ошиблась во всем. Джанфранко вовсе не любит ее. Его тетя все перепутала.

— Неправда, ты создана для того, чтобы тебя любили, боготворили, носили на руках, целовали землю, по которой ты ходишь! — пылко возразил он.

— Джанфранко… — начала было она.

Он не дал ей продолжить.

— Ты хоть знаешь, как я скучал по тебе? Сколько раз изнывал от желания броситься за тобой, найти тебя, схватить и принести сюда?

— Вот уж действительно не представляю тебя в роли пещерного человека, сквозь навернувшиеся на глаза слезы улыбнулась Санди. — Ты…

— Не представляешь? А ну-ка погляди на меня.

Джанфранко скорчил преувеличенно свирепую гримасу. А потом, не успела Санди словечка вымолвить, сдернул ее с софы, прижал к груди и принялся целовать со страстью, быстро сломившей ее сопротивление.

Она хотела вырваться, отпрянуть, призвать Джанфранко к порядку… взмолиться, чтобы он дал ей немного времени… потребовать объяснений, на худой конец. Но слова замерли на устах под натиском его губ. Постепенно хватка Джанфранко ослабла, руки упали вдоль тела. Пальцы влюбленных встретились и переплелись. Джанфранко и Санди застыли, прижавшись друг к другу, тело к телу, рука к руке, и лишь губы их лихорадочно двигались, упиваясь бурными поцелуями. Постепенно Санди начала сотрясать непреодолимая дрожь, все усиливающаяся от близости любимого, от его прикосновений. Тело предавало ее куда сильнее, чем могли бы предать слова.

— «Просто секс» таким не бывает, правда? — хрипло прошептал Джанфранко, на миг оторвавшись от ее губ.

— Ох, милый, я так ошибалась, — покаянно пролепетала Санди. — Я неверно судила о тебе и столь же неверно о своих чувствах. Я думала…

— Я знаю, что ты думала, — прервал ее Джанфранко. — Однако сейчас мне куда интереснее, что ты чувствовала… и что ты чувствуешь сейчас… Или мне самому проверить?

На ней был надет длинный свитер с довольно глубоким вырезом. Пальцы Джанфранко скользнули вниз по теплому треугольнику кожи. Санди задрожала еще сильней. Безрассудная, всепоглощающая жажда захлестнула, полностью подчинила ее. Она потянулась к Джанфранко задолго до того, как его руки нашли ее обнаженную грудь.

— Скажи, что… любишь меня, — срывающимся голосом потребовал Джанфранко, медленно опускаясь на колени.

— Я люблю тебя… люблю тебя… люблю… О, Джанфранко!

Санди задыхалась, вне себя от возбуждения. Стянув с нее юбку, Джанфранко просунул руки под трусики, обхватывая ладонями сзади упругие округлости ягодиц. Она знала, что произойдет дальше, жаждала этого. От одной мысли, каково это — чувствовать дыхание любимого, его губы на той, самой сокровенной части своего тела, — по Санди прокатилась волна сладостного предчувствия.

Их любовное соитие было быстрым и яростным. Они вели себя точно два изголодавшихся человека, пред которыми оказался вдруг роскошный пиршественный стол: слишком голодные, чтобы быстро наесться, и в то же время после долгого поста настолько отвыкшие от еды, что поначалу вынужденные довольствоваться лишь крохами.