Фасад страстей - Лазарева Ирина

— Дельце одно возникло неприятное, — объяснил Альберт. — Дружок твой бывший объявился в Кривом Роге, в том заведении, куда мы его сеструху определили. И там выяснил, что она уже два года как померла.

— Яна умерла? — Коля выронил бутылку в снег. — Вы убили ее?!

— На хрен нам надо было! Девчонка хлипкая оказалась и нервная. Работать не хотела, пыталась два раза бежать, клиентам записки совала для передачи. Ребятам пришлось ее примерно наказать, видать, перестарались сучьи дети…Теперь их кто-то методично отстреливает, четверо уже откинулись. Я так подозреваю, что твой дружок счеты сводит. Убийцу пока найти не могут, и Черепков как в воду канул… Ну что выставился?! Я тебя спрашиваю, ты ему настучал? Как он до места допер, не с твоей ли помощью?

— Я его четыре года не видел. Если бы и видел, о Яне не смог бы сообщить. Вы мне о ее местонахождении не докладывали. Он сам нашел ваш бордель…Все-таки сгубили девочку. До того мать у него умерла, не выдержала похищения дочери…Слушай, а ведь Стасу терять больше нечего. — Глаза Коли зажглись пьяной удалью. — Ага! Обгадились?! — Алкоголь ударил ему в голову, он впервые забыл свой страх и пошел грудью на Альберта. — Держись теперь, вурдалак, я Стаса хорошо знаю, он тебе кишки выпустит, вам обоим, ха-ха!.. Шантажировать больше нечем? Ребята перестарались!.. Скажешь им спасибо, урод! На том свете! А я станцую жигу на твоей могиле…тра-та-та, трам-там-там!..

Николай пустился в пляс, размахивая руками и притоптывая на крыльце.

— Заткнись, сука! — безобразно рявкнул ему в лицо Альберт. — Ты-то чему радуешься, мозгляк? Напомнить, как нам исправно сливал? Ждешь, что лучший друг тебя похвалит? Ему, поди, до сих пор невдомек, кто его закладывал. Или сестре твоей…А Черепков от нас не уйдет, это только вопрос времени. Давно надо было его крысам скормить, расслабился я, подзабыл о его существовании. Недосуг о каждой гниде помнить. Ну да ничего, Москва круглая, сам ко мне прибежит. — Он схватил Колю за рубашку. — Узнаю, что тайно с ним якшаешься, — убью, не посмотрю, что ты мой шурин, так и знай. Советую для твоей же пользы быть паинькой и держать меня в курсе, если дружок объявится. Больно прыткий стал. Митяй, куда ты смотришь? Колобок от рук отбился, танцует, песни поет…

— Гы-ы-ы, — заржал Баклан, — колобки, они такие: спел — и пожалуйте в желудок. Мне его давно распробовать охота, а тут сам просится.

Дверь снова открылась, выглянула Влада:

— Вы чего здесь третесь? Замерзнете, давайте в дом, чай остынет.

В прихожей Баклан на миг зажал Колю у стенного шкафа и, мерцая птичьими глазами, пообещал с плотоядной интонацией:

— Не спеши, колобок, мы с тобой еще наиграемся.

У Коли от его омерзительно тягучего голоса подогнулись колени. Баклан действовал на него как удав, его неживой взгляд обездвиживал, лишал воли. Хотя внутри у Коли нарастал протест, гадкий, подленький инстинкт самосохранения пересиливал все здоровые порывы души.

В зеркалах прихожей он увидел отражение своего искаженного лица и впервые явственно осознал, что больше всего на свете он ненавидит самого себя, этого толстого, несуразного парня, которому уже двадцать шесть, а он по-прежнему трус — законченный, безнадежный — вредоносный мусор на обочине жизни. Еще он понял, что с этим надо что-то делать, надо расправиться с ненавистным трусом, что сидел внутри него, пусть даже ценой собственного никчемного существования.

Ночью он долго не мог уснуть, а утром первым делом отправился в универмаг и купил складной нож. Нож был подходящего размера, с кнопкой, стоило нажать — и бесшумно выскакивало стальное лезвие. Оно казалось недостаточно острым, поэтому Коля, как только оставался дома один, точил нож с маньякальным упорством, при этом приговаривал:

— Ничего, гад, только сунься…хватит, натерпелся…я всем докажу…вы еще узнаете… мрази, сволочи… и Стаса вы не получите, убийцы…бедная Яна…

И вот через месяц после упомянутых событий состоялось пышное празднование четвертой годовщины бракосочетания Альберта и Влады. Ресторан был битком набит секьюрити, так как помимо охранников виновника торжества, многие гости приехали с таким же эскортом. Приглушенный говор, смех, звон посуды сливались в неясный ресторанный шум; плавно и скоро двигались вышколенные официанты с подносами, ловко выкладывали на стол художественно оформленные кушанья, шампанское в серебряных ведерках с льдом, запотевшие бутылки с нарзаном и боржоми. Дразняще витали в воздухе ароматы жаркого, салатов, терпких вин, маринованных грибов и солений.