Синдром пустого гнезда - Колочкова Вера Александровна

– Я?!

– Да. Ты.

– Мам, да я его ненавижу! Всей душой за его предательство ненавижу! За тебя – ненавижу…

– Ну да. Я об этом и говорю. Ненавидишь, потому что любишь очень сильно. Господи, какая ты у меня еще глупая, Дианочка…

Елена вздохнула легко, притянула голову дочери к себе, поцеловала в теплую макушку. Поджав под себя ноги, Диана уткнулась ей в шею, замерла на секунду, чувствуя, как что-то со звоном оборвалось в груди, растеклось горько-сладким теплом по всему телу. Глубоко вздохнув, она расплакалась – впервые за долгое, долгое время.

– Ничего, доченька. Поплачь. Это хорошо, что ты плачешь. Иногда очень даже хорошо бывает – поплакать. И ты когда-нибудь тоже полюбишь, и ты поймешь…

– Нет! Нет, мам! Я никогда не стану любить! Зачем? Зачем, если все – так! Лучше вообще никогда не любить!

– Ты полюбишь, Дианочка. Обязательно полюбишь. Ты ведь по природе своей такая же, как я. Я знаю. Ты – такая.

– Какая, мам?

Продолжая всхлипывать, Диана подняла голову, уставилась матери в лицо. Елена провела тыльной стороной ладони по ее горячей щеке, улыбнулась, помолчала. Потом заговорила тихо:

– Ты знаешь, когда я в больнице лежала, мне один врач очень хорошую вещь объяснил. Знаешь, что он мне сказал? Что есть женщины, которые не любить просто не умеют. Вот не умеют, и все! Природа им такого состояния не дала – не любить. Из них жены получаются – одна на тысячу. И семьи они создают – одну на тысячу. Такие семьи, он сказал, никакой психологии не поддаются, все кризисы их стороной обходят. Потому что их женская любовь замещает.

– Да? А почему тогда у вас с отцом…

– Да потому, что такая семья хоть и самая счастливая, но и самая в то же время беззащитная. Пока другие в кризисах барахтаются, пока в один вплывают да из другого выплывают, эти живут себе и живут. И не видят опасности. Потому что, когда много счастья, его проживаешь как бы заранее, как год за два. Экономить-то не приходится! И бороться за него каждодневно, выплывая из очередного кризиса, не приходится…

– Ага. А потом, значит, появляется на горизонте злополучный длинноногий фактор, и все летит к чертовой матери?

– Ну да. Получается, так.

– Ну и глупо, что так! Нет, мам, я так не хочу. Хотя… Мам, если я тебе сейчас кое в чем признаюсь, ты… Ты не очень меня потом презирать будешь?

– Да совсем не буду.

– Слово даешь?

– Даю.

– Ну, в общем… Я тоже решила, что имею право быть этим самым длинноногим фактором. Мам, только я не из всякой там вредности-подлости! Я просто отомстить хотела…

– Господи, дочь… Не много ли в тебе мести умещается? Ты знаешь, какая это опасная штука – месть? Ее только допусти в себя, она все пространство внутри завоевать может, потом обратно себя и не отвоюешь. А ну, давай-ка рассказывай поподробнее, что ты там наворотила…

Диана и сама не ожидала, каким долгим и мучительным получится этот рассказ. И все равно не могла упустить ни одной подробности. Удивительно, как память эти подробности сохранила. Теперь выдает и выдает порциями, черт бы эту память побрал! И в то же время она чувствовала, что оставить в себе ни одной противной подробности, даже самой незначительной, она уже не может. Будто организм взбунтовался разом, поднялся под знамена памяти и начал героическую борьбу за свое самоосвобождение. Наверное, ему очень свобода нужна. Свобода ее, Дианиной, человеческой личности.

– Мам, давай уж я тогда до конца откровенной буду, ладно? – глубоко и легко вздохнув, решилась она еще на одно признание.

– Ну, давай… – испуганно уставилась на дочь Елена. – Давай, если я все это выдержу, конечно. Что-то многовато для одного раза, по-моему…

– Мам, я ведь тебе наврала относительно учебы. Нигде я не учусь. Я даже и на экзамены вступительные не ходила.

– Ох, господи… – вырвался из Елены неожиданный вздох облегчения. – Я уж подумала… Ну, да это – бог с ним. С учебой мы уж с тобой как-нибудь разберемся.

– Да, конечно, разберемся! Я здесь, в своем городе, поступать буду. Следующим летом. Я обязательно поступлю, мам. А туда я больше ни за что не вернусь. Что мне там делать?

– Ну да. Все, что смогла, ты уже сделала. Слава богу, не до конца.

– Мам, ты же обещала… Ты что, все-таки будешь меня презирать, да?

– Нет, не буду. Ты ж моя дочь! Знаешь, как говорят? Прежде чем протянуть палец осуждения в сторону ребенка, разверни его сначала в свою сторону…