Седьмая девственница - Холт Виктория

Я промолчала. Я понимала, что в данное время ей было достаточно знать, что он ее любит, но долго ли она — или он — будут довольствоваться этим?

Шторы на всех окнах были подняты. Я чувствовала, что все чуть-чуть изменилось. Ничто не будет теперь таким, как прежде. Старая леди Сент-Ларнстон, наполовину искренне, поговаривала о том, что уедет в Дауэр Хауз, но когда Джастин уговорил ее остаться в аббатстве, она с удовольствием согласилась.

Новый сэр Джастин. Новая леди Сент-Ларнстон. Но это всего лишь имена. Я видела, как Джастин провожает Меллиору взглядом, и поняла, что их признания изменили отношения между ними, как бы они ни были убеждены в обратном. Интересно, подумала я, как долго, по их мнению, можно скрывать свою тайну от таких, как миссис Роулт, Хаггети и миссис Солт.

Скоро в кухне начнутся новые сплетни. А может, уже начались. И сколько осталось до того, как узнает Джудит — это она-то, не спускающая глаз с мужа все время, пока он с ней! Она уже заподозрила, что его чувства к Меллиоре до опасного сильны.

Вся атмосфера была пронизана опасностью… напряжение и штиль в ожидании бедствия.

Но я была слишком поглощена своими заботами, потому что страсть Джонни ко мне все росла, и чем отчужденнее я держалась, тем настойчивее он становился. Он больше не делал попыток войти ко мне в спальню, но всякий раз, когда я выходила из дому, он оказывался рядом. Пытался ли он подольститься или вспыхивал от гнева, тема разговоров у него была всегда одна.

Снова и снова я повторяла ему, что он понапрасну тратит время; он говорил мне в ответ, что это я трачу наше время понапрасну.

— Если ты ждешь свадьбы, то тебе долго придется ждать, — сердито сказал он.

— Вы случайно угадали. Я жду свадьбы, но не с вами. Дэвид Киллигрю хочет на мне жениться, как только получит приход.

— Дэвид Киллигрю! Значит, ты собираешься стать женой священника! Вот так шуточка!

— У вас, разумеется, совершенно детское чувство юмора. В этом нет ничего смешного, уверяю вас. Это очень серьезно.

— Бедняга Киллигрю! — фыркнул он и ушел.

Но ему явно стало не по себе. Я поняла, что желание обладать мной не давало ему покоя.

Я навещала бабушку при любой возможности. Ничто не доставляло мне такого удовольствия, как растянуться «наверху» и разговаривать с ней, как в детстве. Я знала, что все, что происходит со мной, важно для нее так же, как и для меня, и она была единственным человеком на свете, с которым я могла быть совершенно откровенной.

Мы обсудили мою возможность выйти замуж за Дэвида Киллигрю. Бабушка на это только головой покачала.

— Для кого-то, любушка, это, может, и хорошо, во, бьюсь об заклад, ты затоскуешь.

— Уж не хочешь ли ты сказать, что мой мужчина — Джонни Сент-Ларнстон?

— Выйдя за него, ты выйдешь замуж за свою мечту, Керенса.

— А разве это плохо?

— Только ты можешь сделать это плохим или хорошим, любушка.

— В таком случае, я и замужество с Дэвидом могу сделать плохим или хорошим?

Она кивнула.

Тогда я стала рассказывать ей про свою последнюю встречу с Джонни, а с этого перешла на рассказ о жизни в аббатстве. Я могла говорить об аббатстве бесконечно. Мне нравилось описывать его таким, каким я его вижу: старые винтовые лестницы и каменные ниши, где раньше жили монахини; меня больше интересовала старая часть аббатства, но я любила его все; и думая о браке с Дэвидом Киллигрю, я думала о том, что придется покинуть аббатство, а это было все равно что проститься с любимым.

— Ты влюблена в дом, — сказала бабушка. — Что ж, пожалуй, дом любить надежней, чем мужчину. Если уж он твой, так он твой, и можно не бояться, что он тебя предаст.

Джудит легла рано из-за головной боли и отпустила меня на ночь. Было девять часов вечера, и, поскольку мне ужасно хотелось повидать бабушку, я выскользнула из дома и направилась к ее домику.

Она сидела и курила свою трубку и как всегда была рада меня видеть. Я села рядом, и мы стали разговаривать. Я рассказала ей, что отношение Джонни ко мне вроде бы меняется и что я не могу его понять. Последнее время он был довольно холоден, и порой я думала, что он отказался от преследования, а порой он казался еще более настойчивым, чем обычно.

Бабушка зажгла две свечи, потому что уже сгустились сумерки, а я повернула разговор, как обычно, на сам дом, и вдруг вздрогнула от какого-то движения за окном. Я успела лишь увидеть, как быстро отшатнулась темная фигура. Кто-то заглядывал в окно!