Тим - Маккалоу Колин

— Ладно. Спокойной ночи, Мэри.

В доме Эсме он никогда не просил ее подоткнуть одеяло.

Пока кипел чайник, Рон расставлял на кухонном столе чашки, блюдца, тарелки и уголком глаза следил за Мэри.

— Ты выглядишь очень измученной, дорогая, — заметил он.

— Так и есть. У меня был трудный вечер.

— Что этот учитель сказал про Тима?

Ее чашка была надколота, и она сидела, водя кончиком пальца по неровности и раздумывала, как лучше подойти к делу. Когда Мэри подняла голову, она казалась постаревшей.

— Рон, я сказала не совсем правду о том, почему я водила Тима к Джону Мартинсону.

— Да?

— Да, — она продолжала водить пальцем по краю чашки, не имея сил взглянуть в его широко открытые голубые глаза, такие похожие на глаза Тима, и такие непохожие по выражению. — Мне очень трудно говорить, потому что ты не имеешь ни малейшего понятия, о чем я собираюсь сказать. Рон, тебе когда-нибудь приходило в голову, что мне будет трудно взять Тима, если с тобой что-нибудь случится?

Рука, державшая чайник, задрожала, и чай расплескался по столу.

— Ты изменила свое решение?

— Нет, я этого не сделаю, Рон, если только тебя не смутит мое предложение, — она сложила руки на столе и, собравшись с силами, посмотрела ему прямо в глаза. — У нас с Тимом были всегда особые отношения. Ты знаешь это. Из всех людей, с которыми он встречался, я нравилась ему больше всех. Не знаю, почему, и я уже бросила биться над этой загадкой. Правильнее будет сказать: он просто любит меня.

— Да, именно так. Он любит тебя, Мэри. Именно поэтому я и просил тебя взять его после моей смерти.

— Я его тоже люблю. Я полюбила его с того первого мгновения, когда увидела, как он стоит на солнце и смотрит, как цемент из цистерны выливается прямо на олеандры Эмили Паркер. Я тогда не знала, что он умственно отсталый, но когда узнала, это ничего не изменило. Фактически я стала любить его еще больше. Долгое время я не придавала значения тому, что он мужчина, а я — женщина, пока сначала Эмили Паркер, а затем твоя дочь не бросили довольно грубо мне это в лицо. Ты ведь всегда оберегал Тима от этих вещей, правда?

— Мне приходилось это делать, Мэри. Так как мы с Эс были уже старые, я знал, что, скорее всего, когда Тим вырастет, нас уже не будет. Поэтому мы поговорили о том, что нам делать, когда он был еще подростком. Он такой красивый, и без нас он очень даже мог попасть в большие неприятности, если бы узнал, зачем существуют женщины. Все было просто, пока не пришла пора работать, но как только он начал работать, я знал: начнутся трудности. Поэтому я пошел и поговорил с Гарри, сказал ему, что я не хочу, чтобы кто-нибудь из парней начал просвещать его насчет птичек и пчелок. Я предупредил Гарри, что если они попытаются сделать что-нибудь такое, я напущу на них полицию за совращение малолетнего, да к тому же еще такого, который неполный доллар. Это единственное, о чем я их просил, и они выполнили просьбу, но, я полагаю, что они наверстали упущенное в других отношениях, мучили его и развлекались, как хотели. Но должен сказать, что касается секса, они вели себя хорошо, даже следили за ним и оберегали от женщин. Билл Несмит обычно ехал вместе с Тимом с работы и на работу, потому что он живет тут, наверху, на Бей Роуд. Конечно, нам везло. Хоть всегда есть опасность, но пока обходилось.

Мэри почувствовала, как кровь прилила ей к лицу.

— Почему ты так тверд в этом вопросе, Рон? — спросила она, пытаясь как-то отложить момент признания.

— Ну, Мэри, приходится взвешивать, что важнее — удовольствие или страдание, правда ведь? И нам с Эс казалось, что бедняга Тим, занимаясь сексом, получит страданий гораздо больше, чем удовольствия. Мама и я думали, что лучше ему ничего не знать. Это ведь правда, что чего не знаешь, того и не нужно. И так как он много работает, и работа у него тяжелая, ему трудно не было. Может, это жестоко, но мы думали, что делаем правильно. Как ты считаешь, Мэри?

— Я уверена, что вы действовали в интересах Тима, Рон. Как всегда.

Ему показался ее ответ уклончивым, и он пустился в дальнейшие объяснения.

— К счастью, у нас под самым носом был хороший пример. Когда Тим был еще маленьким, недалеко жила слабоумная девочка. Она была хуже, чем Тим. Я скажу, в ней от доллара было пенса четыре, и к тому же она была очень некрасивая. Когда ей было пятнадцать, какой-то подонок заинтересовался ею. Она была толстая, прыщавая, пускала слюни, но есть мужчины, которым все равно. И она забеременела, и продолжала беременеть все время, и рожала детей то одноглазых, то с заячьей губой, то еще каких-то, пока ее не забрали в специальное заведение. Здесь закон несправедлив, Мэри. В этом случае надо разрешать аборты. Даже в государственном институте к ней продолжали приставать, и, в конце концов, они перевязали ей трубы. И именно ее мама говорила нам, чтобы мы ни за что не посвящали Тима в проблемы секса.