Рискованное дело - Робертс Нора

Да, так я тебе и поверила! Мне нужно во всем разобраться самой, иначе все бессмысленно. Я хочу, чтобы моя дочь могла беспрепятственно приезжать домой. Пока я все не выясню, пока не буду твердо знать, что на Косумеле ей ничто не угрожает, она сюда вернуться не сможет. — Лиз погладила его по щеке и ненадолго прижалась к нему. — Теперь у нас обоих есть повод выяснить правду.

Джонас сел на скамью и взял сигареты.

—Эрика погибла, — ровным тоном произнес он.

Гнев, придававший ей силы, мигом улетучился.

Что?!

Ее убили. — Его голос снова стал мрачным, напряженным. — Несколько дней назад я с ней встречался, узнал от нее одно имя и заплатил ей.

Лиз прислонилась к фальшборту.

—То имя, которое ты назвал Мораласу?

Джонас закурил, убеждая себя, что напугал

Лиз ради ее же блага.

— Вот именно. Эрика расспрашивала о нем, задавала вопросы. Мне она сказала, что Пабло Манчес — опасный тип, наемный убийца. Джерри убил профессионал. Видимо, и Эрику тоже.

—Ее застрелили?

—Зарезали. — Джонас увидел, как рука Лиз непроизвольно дернулась к горлу. — Вот именно. — Он глубоко затянулся, швырнул окурок за борт и встал. — Поэтому, пока все не закончится, ты побудешь в Штатах.

Лиз молча отвернулась от него. Ей важно было убедиться, что она выдержит.

—Джонас, никуда я не поеду. Беда у нас с тобой общая.

Лиз...

Нет! — Когда она снова повернулась к нему, подбородок упрямо задрался вверх, а глаза стали ясными. — Один раз я уже убежала от беды, только ничего не вышло.

Сейчас совсем другое дело... Будь благоразумной!

Ты ведь остаешься.

У меня нет выбора.

Значит, и у меня тоже нет.

Лиз, я не хочу, чтобы с тобой что-то случилось.

Она пытливо посмотрела на него, склонив голову набок. Да, ему можно поверить — и сознавать это приятно.

—А ты уедешь?

Не могу, ты же знаешь.

Значит, и я не могу. — Она обняла его и нежно потерлась щекой о его плечо. — Нам пора, — прошептала она. — Поехали домой.

Глава 10

Теперь, просыпаясь, Лиз надеялась: сейчас ей позвонит капитан Моралас и объявит, что все кончено. Каждый вечер, закрывая глаза, она убеждала себя в том, что преступников поймают через день-другой. Время шло, но ничего не менялось.

Каждое утро, просыпаясь, Лиз боялась: сейчас Джонас скажет, что ему надо уезжать. Каждый вечер, засыпая в его объятиях, она была уверена, что это в последний раз. Он оставался.

Больше десяти лет ее жизнь была подчинена одной цели. Она стремилась к успеху. Ей нужно было выжить самой и обеспечить будущее дочери. Она научилась радоваться тому, что сама распоряжается своей судьбой и умело справляется с делами. Больше десяти лет Лиз неуклонно двигалась вперед безо всяких отклонений от курса. Отклонение было равносильно неудаче и потере независимости. И вдруг меньше месяца назад в ее дом и в ее жизнь ворвался Джонас, и прежде прямая дорога потеряла четкие контуры, раздвоилась. Глупо делать вид, будто ничего не изменилось, и противиться переменам бесполезно. Самое страшное, ей больше не кажется, что она сама выбирает, по какой дороге идти дальше.

Понимая, что ей все равно надо держаться, Лиз упорно работала с утра до ночи, цепляясь за привычный распорядок. Вот единственная сторона жизни, в которой она была уверена и считала, будто может ею управлять. Хотя следование раз навсегда заведенному режиму вносило в ее дни видимость порядка, душевного спокойствия Лиз лишилась. Она с подозрением рассматривала каждого клиента. Приближался летний сезон, и ее дайвинг-центр процветал. И хотя работа уже перестала быть для нее смыслом жизни, она по-прежнему работала без выходных.

Джонас легко порвал ткань ее жизни. Он потянул за несколько нитей и разом все изменил. Лиз уже свыклась с мыслью, что все изменилось бесповоротно, но пока не знала, как ей жить дальше. Когда Джонас уедет — а он непременно уедет, — ей придется заново учиться подавлять желания и гнать прочь мечты.

Они непременно разыщут убийцу Джерри Шарпа. Они найдут человека с ножом. Нужно верить, иначе невозможно жить. Но когда опасность минует, когда они узнают ответы на все вопросы, все станет другим. Джонас стал неотъемлемой частью ее самой. Он уедет, и образуется дыра, пустота. Придется приложить все силы, чтобы эту дыру залатать.

Ткань ее жизни и прежде безжалостно мяли и рвали. Лиз утешала себя тем, что ей удалось все починить. Правда, ткань стала совсем другой, не такой, как прежде, но дыру она залатала. И теперь залатает. Иначе нельзя.