Сад каменных цветов - Смит Дебора

У Эли из носа текла кровь, и он сердито вытер ее рукой.

– Я никому не принадлежу. Я сам по себе. – Он залез в фургон, вытащил свою ревущую сестру и захлопнул дверцу. – Тихо, Белл, не плачь, – успокаивал он ее, усевшись с ней на подножку. – Никто не пострадал, кроме нашей гордости.

Карен дернула меня за руку и развернула к себе:

– Ты только посмотри на себя! О, Дарл! У нас наверняка будут неприятности.

Сама она выглядела не лучше: одна из ее кос расплелась, и густые волнистые волосы выбивались из прически, словно наполнитель из подушки.

– С тобой все в порядке, Карен? – поинтересовался Леон Форрест. – У тебя косы расплелись.

Она повернулась к высокому темнокожему фермерскому сыну и посмотрела на него так, словно он собирался испачкать ее более светлую кожу.

– Ты опять за свое? Уходи!

– Уйду, если ты в порядке.

– Я в п-порядке, – запнулась Карен. – Спасибо. Пока.

Леон просиял, будто эти простые слова благодарности озарили всю его жизнь, и побежал прочь. Я с несчастным видом посмотрела на Эли и его сестру. Она снова зарылась головой в его живот и всхлипывала. Мальчик переносил это стоически и не обращал на меня внимания.

В эту минуту в своем золотистом седане к залу подъехала Матильда, бабушка Карен. Она вышла из огромного автомобиля, шурша тканью дорогого платья. Матильда была импозантной женщиной – высокая, стройная, безупречно аккуратная, в синем платье, сшитом на заказ; волосы подстрижены по последней моде. От Сван ее отличал только оттенок кожи, но этой малости хватало, чтобы окружающие воспринимали их совершенно по-разному.

– Что здесь произошло? – спросила она, и ее карие глаза сердито уставились на Эли. – Вы кто такой, молодой человек?

Он встал, оставив на минуту плачущую сестренку, и нагнул голову – вежливый жест, которым немногие белые дети ответят цветной женщине.

– Эли Уэйд, мэм.

Матильда замерла, ее рука медленно коснулась горла.

– Уэйд… – еле слышно повторила она. Как и Карл Маккарл, она явно была поражена.

– Он ничего плохого не сделал, – быстро сказала я. – Это я во всем виновата. Пусть он будет моим, Матильда, пожалуйста!

И тут мне в голову пришла одна мысль. Я видела такое в фильме – называется «Ритуальное кровопролитие». Прежде чем Эли успел отпрянуть, я коснулась крови у него под носом и провела пальцем по своей щеке.

– Теперь ты мой собственный каменотес! – объявила я ему.

Не обращая внимания на окружающих, я купалась в жарком взгляде Эли Уэйда. Я решила, что мы вырезаны из одного камня.

* * *

Прошлое вырезано из камня. Никогда не позволяй никому найти его осколки. Сван Хардигри Сэмпле записала это правило на листке бумаги, когда была еще девочкой, и никогда о нем не забывала. Но сейчас эти слова прозвучали в ее голове как сигнал тревоги. Сван сидела за роскошным письменным столом из красного дерева в библиотеке Марбл-холла и рассматривала пожелтевшую фотографию. Матильда подвинула свое кресло поближе, и они обе склонили свои красивые головы над снимком.

Фотография была сделана на одной из улиц БернтСтенда весенним днем в середине тридцатых годов. Элегантная Эста, стареющая мать Сван, позировала перед очередным строящимся мраморным домом. Она называла их «домами Эсты». Эста Хардигри создавала свой собственный город, свою собственную версию прошлого, превращая все остальное в пыль. В светлом платье с заниженной талией она казалась моложе своих лет. Ее декольте было на несколько дюймов глубже, чем полагалось, и обнажало ложбинку между грудями, чья кожа могла поспорить нежностью с тончайшим крепом.

Позади Эсты на шершавом каменном пьедестале стояла Сван во всем великолепии своих девятнадцати лет, прелестная и сдержанная, в длинной юбке и наглухо застегнутой белой блузке. Ее глаза смотрели серьезно, но в то время в них в любую минуту еще могли вспыхнуть искры тепла, веселья и добродушной насмешки. Ее младшая сестра Клара с лукавой улыбкой на губах лежала рядом на недостроенной каменной стене, подперев голову рукой. Даже в простой школьной форме она все равно казалась этакой американской Клеопатрой. Немножко в стороне, отдельно от белых, в той же позе, что и Сван, стояла Матильда – спокойная, строгая, с крупной камеей у ворота. Посторонние могли бы предположить, что она – живущая в доме компаньонка или личная горничная.

Позади всей группы и возвышаясь над ней, в проеме строящегося мраморного дома, широко расставив длинные ноги, стоял высокий темноволосый мужчина, одетый как рабочий, с мускулами каменотеса. Но в его лице было больше гордости, чем унижения. Он стоял в независимой позе, засунув большие пальцы в карманы просторных штанов. Казалось, он находится над миром. Их миром.