Под парусом надежды - Колочкова Вера Александровна

– Пап, а я у тебя водку в раковину вылила!

– Да я видел. Не поверила, значит, отцу… Неужто думала, что я при ребенке… Эх ты, дочка… А я, между прочим, на работу устроился, решил новую жизнь начать…

– Да я верю тебе, верю, папа!

– Да ладно, веришь ты. Хотя… и не заслужил я… Ты прости меня, дочка! Я ж все понимаю. И сколько горя вам с мамой принес… Но я обязательно из всего этого выберусь, вот увидишь! Ты только не бросай меня, ладно? Я так жить хочу – чтоб все нормально, чтоб как у всех… Ты не думай, я смогу. Я хоть и слабый, но гибкий – меня дурным ветром не сломать. К земле пригнуло, а я все равно поднимусь. Водка – она сильных пополам ломает, а слабым шанс дает – вовремя разогнуться да все сначала начать… Ты только не бросай меня!

– Я не брошу, пап. Честное слово! Мы часто будем к тебе приходить – и я, и Егорка, и Стас…

– А Стас – это?…

– Это Егоркин отец, папа. И мой будущий муж. Я же замуж выхожу, папа…

– … Вот, Сергей Петрович, возвращаю вам дело Никитиной! – весело шлепнула Кира голубую папочку перед адвокатом Линьковым, присев напротив в придвинутое к столу кресло.

– Не понадобилось, стало быть? – метнул он на нее осторожный взгляд, прикуривая. – Обжаловать не пойдешь?

– Ну почему же не пойду? Как раз и пойду… Береженого Бог бережет.

– Не понял… В каком это смысле?

– Да долго рассказывать, Сергей Петрович. Да и ни к чему. Я так понимаю, что стажером я у вас больше не числюсь?

– Правильно понимаешь, Кира. Не числишься. Не выйдет из тебя адвоката. А жаль…

– Мне тоже жаль, Сергей Петрович.

– Нет, ты не подумай, что я из-за Кирилла такое решение принял. Просто… не наш ты человек, Кира… Ты умная девочка, деловая, сметливая… и все равно не из нашего теста испеченная! Не дано тебе природой на пятачке стоять, и все тут!

– На пятачке… чего?

– На пятачке войны. Понимаешь, люди всегда воевали друг с другом и будут воевать во веки веков… Они просто не могут без войны, Кира! Они все так живут, меняясь знаменами истцов и ответчиков. Но от перестановки знамен суть дела ведь не меняется, правда? Любой человек в этой войне участвует – в чем-то он истец, в чем-то ответчик…

– А самый умный, стало быть, между ними на пятачке стоит? И на этой войне хорошо зарабатывает? Правильно я вас поняла?

– Да. Правильно. Я ж говорю – ты умница…

– А кроме ума, хотите сказать, тут еще и сноровка нужна, чтоб на этом пятачке удержаться? Чтоб не скатиться ненароком в армию истцов или ответчиков?

– Ну да. Все правильно.

– Что ж, надо признать, вы правы, Сергей Петрович. Нет у меня такой сноровки. Не повезло мне.

– Выходит, не повезло.

– Ну ничего! Зато в любви повезло. Да еще как повезло…

– В чем? В любви? – тихо, насмешливо переспросил Линьков, откинувшись на спинку стула. – Ты сказала, в любви?

– Да, Сергей Петрович. Именно в любви. Меняю десять пятачков на везение в любви! Нет, сто пятачков! Тысячу пятачков! Да сколько угодно ваших этих пятачков я на него променяю! И век мне воли не видать в армии истцов и ответчиков! – смеясь, проговорила Кира, поднимаясь из кресла. – Прощайте, Сергей Петрович!

Расправив по привычке плечи, она развернулась к нему спиной и шагнула решительно к выходу из маленького кабинетика, но была остановлена прозвучавшим ей в спину тихим, похожим на приглушенный вскрик возгласом:

– Постой! Постой, Кира!

– Что? – обернулась она к нему.

– Ты это… серьезно? Про любовь?

– Совершенно серьезно, Сергей Петрович.

– Ну, тогда я искренне желаю тебе счастья, девочка… И смелости тебе, чтоб… любить… Я тоже когда-то любил, но…

– Выбрали себе место на пятачке?

– Да, выбрал. Каждому свое, девочка…

Он поднял на нее глаза – плеснуло из них самой настоящей черной тоской. Хоть и на миг всего. Она вдруг пронзительно увидела его со стороны – всегда напряженно-веселого, циничного, изо всех сил остроумного, не выпускающего сигарету из сухих пальцев. И лицо его тоже увидела – худое, с желтоватым оттенком кожи, с резкими буграми ранних морщин на высоком лбу. Лицо адвоката Сергея Линькова, украденное когда-то у влюбленного и беззаботного Сереги Маховского…

– Прощайте, Сергей Петрович, – еще раз повторила Кира уже не так весело. – Прощайте.

– Ладно, иди… – тихо улыбнулся он ей одними губами. – Иди и будь счастлива, раз уж осмелилась…

Тридцать первое декабря выдалось на удивление крепко-морозным. Ночью выпал снег, лежал пухлыми шапками везде, где только мог пристроиться.