Сладкий хлеб мачехи - Колочкова Вера Александровна

Больничная палата была маленькой, одноместной. И кровать непривычно высокой. Она с удивлением рассматривала свою подвешенную, толстую, закатанную в гипс ногу, потом попыталась повернуть голову. Не получилось. Голова была тяжелой, от легкого движения будто что-то сдвинулось в ней, забарабанило в виски быстрыми болезненными толчками. Глаз успел ухватить штатив капельницы, кусок окна с полуоблетевшей веткой тополя. Сколько она тут лежит, интересно? Час? День? Неделю?

Тихо открылась дверь, вошла полная медсестра в светло-зеленом коротком халатике, в брючках, улыбнулась приветливо:

— Ну, вот и хорошо… Врач так и сказал, что вы быстро в себя придете. Так и пообещал милицейскому дознавателю, который утром к вам приходил.

— Дознавателю? Какому дознавателю? Ах да, конечно… — с трудом разлепила Бася запекшиеся губы.

— Там, в коридоре, ваши дети сидят, между прочим. Их домой гнали, а они так до утра и просидели. В обнимку. Хорошие у вас дети. Вроде брат и сестра, а обнимаются, как влюбленные. Завидно даже. У меня, знаете, тоже двое, так они все время собачатся меж собой, как чужие! А эти… Нет, ей-богу, завидно! Как это вы их так воспитывали, интересно?

— А… Можно их сюда, ко мне…

— А вы себя как чувствуете?

— Хорошо. Только голова немного кружится.

— Ладно. Сейчас позову. Только ненадолго. Скоро обход.

Варя и Глеб зашли на цыпочках, гуськом. Лица у обоих были бледные, с зеленоватым отливом. Варя склонилась над ней, протянула руку, осторожно погладила по плечу, не удержалась, всхлипнула тихонько. Глеб взглянул на нее со сдержанной, но ласковой досадой.

— Мам… Ну как ты? — улыбнувшись сквозь слезы, прошептала Варя.

Посмотрев на падчерицу с осторожным недоумением, Бася перевела взгляд на Глеба, словно спрашивала у него: чего это с ней? Почему вдруг… мама? Варя, поняв ее недоумение, прижала ладошку ко рту, потом, шмыгнув носом, затараторила быстро:

— Мам, ты прости меня, пожалуйста, ладно? За все прости… Конечно же ты моя мама, кто же ты мне еще? Теперь у нас, честное слово, все будет хорошо, вот увидишь! Да я… Да я теперь, если хочешь, даже твою тетушку буду родненькой бабушкой величать! Хочешь? Бабушкой, бабулькой, бабуленькой…

— Да… Да, Варюша, конечно… Спасибо тебе. Я и не ждала…

В голове у нее снова застучало, и закружилась голова, но совсем не от боли и слабости, а, наоборот, весело как-то закружилась. И глазам стало горячо до невозможности. Наверное, она плачет? Наверное. Вон, какое вмиг у Глебушки лицо испуганное образовалось!

— Мам, да ты чего… — торопливо склонился он к ней. — Нельзя тебе плакать сейчас, мам!

— Нет, я не буду, правда. Это я так… А что это со мной было, Глебушка? Медсестра сказала, что утром дознаватель сюда приходил…

— Ага, приходил. Его не пустили. Да и чего там дознавать, в самом деле? По-моему, и так все ясно.

— Что… ясно?

— Да про придурка того все ясно, про Кирилла, который в тебя въехал! Он слабаком оказался, с перепугу сразу и раскололся. Все как на духу выложил. Знаю я его, приходилось раньше встречаться.

— А кто он, этот Кирилл? Откуда ты его знаешь?

— Он брат Инги. Ну, той женщины, которая с отцом живет. Вернее, жила… Ее уже арестовали, наверное. Я когда этого Кирилла из машины вытащил, сразу понял, что к чему.

— За что? За что ее арестовали? Что-то я ничего не понимаю, Глебушка… Объясни толком.

— Мам… Давай про это потом, ладно? Тебе сейчас волноваться вредно! — с осуждением глянув на Глеба, быстро проговорила Варя.

Сморгнув слезу, Бася растянула сухие губы в улыбке, засмеялась тихо, будто сама с собой.

Всхлипнула и опять то ли засмеялась, то ли заплакала. Переглянувшись, они посмотрели на нее испуганно.

— Мам, ты чего?

— Я? Да я ничего… Ты прости, Варюш. Какая-то странная реакция у меня… Никак не могу привыкнуть, что ты меня мамой называешь. Даже странно как-то…

— Ничего, привыкнешь, мам.

— Конечно, привыкну. К радости быстро привыкают. А… Вадим где? Он уже приехал?

— Да, он едет сюда, прямо из аэропорта, — с готовностью закивал Глеб. — Я ему позвонил. О, а вот и он…

В палату, придерживая на плечах накинутый наспех халат, быстро вошел Вадим. Волевым жестом отстранив от изголовья кровати Варю, склонился над Басей, осторожно дотронулся до перебинтованной головы, провел кончиками пальцев по мокрой щеке.

— Бася, милая… Жива. Жива, слава богу. Я как чувствовал, не хотел уезжать, помнишь?