Золотой мираж - Майкл Джудит

— Как с блузкой сегодня утром, — сказала Джина. — Потрясающая блузка. Самая потрясающая блузка, которую я видела. И она стоит восемьсот пятьдесят долларов.

Клер покраснела, потому что в устах Джины эта цифра звучала, как нечто безумное, совсем не так, как когда она прочла ее на ярлыке.

— Может быть, для такой блузки это и хорошая цена, понятия не имею.

— Ты понимаешь, что тебе хочется ее купить, вот и покупаешь.

— Ну да, а почему бы нет?

— Не знаю, черт меня возьми. Если это не делает большой дыры в твоей чековой книжке…

— Нет, и в этом весь фокус: Оливия об этом позаботилась. Я могу покупать и покупать, а счет будет таким же. Я говорила тебе об этом.

— Автоматический перевод средств, — пробормотала Джина. — Что-то вроде: «Сезам, откройся».

— Так и есть. Все это — сказка.

— Но ты не можешь потратить больше двух миллионов в год. Я хочу сказать, это все, — что у тебя есть.

— Да, — их глаза встретились, и они расхохотались. — Это все, что у меня есть, — повторила Клер, передразнивая. — И я никогда не смогу потратить больше какой-то части этого.

— Дом, — напомнила Джина.

— Ну да, но ведь это только один раз. Я не собираюсь покупать по дому каждый год и прибавлять его стоимость к сумме рассрочки, которая уже есть.

— Ну, ты изыщешь другие способы их потратить. А если у тебя возникнет проблема с идеями, я думаю, что смогу тебе подкинуть несколько. Или тот, прости, забыла имя — он подкинет, так, чтобы ты держалась наравне с его блестящим образом жизни. Я думаю, с идеями у него все в порядке. А в чем еще он хорош?

— Он хорошо говорит, иногда немного самовлюбленно, но всегда интересно. Знает хорошие рестораны. Хорошо танцует. Умеет заставить людей смотреть на него снизу вверх и удержать их при себе, внушив им, что они узнают нечто важное и ценное, если будут торчать рядом и слушать его достаточно долго.

— И?…

— И он очень хорош в постели.

— И это на последнем месте?

— Это все равноценно, Джина, ты же понимаешь.

— Это равноценно, если у тебя кто-то есть. А если ты спишь в одиночестве, то такое качество возглавляет список достоинств. А ты о таком уже и забыла?

— Нет, помню. Это было не так уж давно.

— Ты в него влюблена?

— Нет.

— Но можешь и влюбиться? Клер задумалась:

— Не знаю. Не думаю. Он не из тех, кого любят. Он из тех, кто производит впечатление.

— Что ж, я думаю, мне бы такой пригодился, — пробормотала Джина.

— Которого можно любить или который производит впечатление?

— И тот и другой. Любимого для ночей и впечатляющего для того, чтобы нашел мне работу.

Они сидели за маленьким столиком в углу кафе. Клер взяла в руки меню и попыталась придумать, что бы сказать. Пятнадцать лет она и Джина были близки как сестры, и вкалывая на своих работах, всегда вместе волновались о деньгах, и мечтали, чтобы когда-нибудь нашелся кто-то, кого они смогут полюбить и жить с ним. Джина была для Эммы второй матерью. А теперь все изменилось. По-прежнему ей было проще говорить с Джиной, чем с кем-либо еще, но Клер не знала, сколько такое продлится. Я не могу потерять Джину, думала она, тупо уставясь в меню. Она и Эмма это все, что есть в моей жизни настоящего, все остальное сказка. И Ханна. Ханна тоже настоящая.

Они сделали заказ официанту.

— Слушай, — сказала она. — Я знаю, что ты говорила, что не хочешь помощи от меня.

— Я говорила, что не хочу выдаивать из тебя деньги.

— Ну да, ты не будешь выдаивать. Я не о том. Но что если я попрошу Квентина поискать тебе место в «Эйгер Лэбс»? Они начинают сейчас производить новое вещество, и, вероятно, им нужны лабораторные техники. Я спрошу его. Правда, придется ездить в Норуолк.

— Это неважно, — глаза Джины засветились. — Ты и вправду можешь это? Боже, Клер, это будет твое самое лучшее дело за десятилетие. — Она взяла стакан для смешивания какао-порошка и повертела его в руках. — Это было жуткое время для меня, как кризис в середине жизни. Я пыталась понять, кто я такая. Мне тридцать семь лет, я не собираюсь замуж, у меня никогда не будет детей, я не увижу своих родителей и я не имею работы. Так кто я?

— Ты моя подруга. Ты для Эммы… как вторая мать: она росла у тебя на руках. И ты как часть нашей семьи, совершенно так.

— Клер, я тебя очень люблю, но это не дает мне гвоздика, чтобы было куда повесить шляпу. Если у меня нет ни собственной семьи, ни даже кого-то, с кем мне бы нравилось жить, и если мне нужна работа, то я не знаю, как мне себя назвать.