Серебряная книга романов о любви для девочек - Фомина Юлия

А Жека стоял – столб столбом! – молчал, смотрел, а потом неловко притянул ее к себе, так что она ткнулась носом в его тяжелую кожаную куртку. В области груди. Мелькнула мысль: «Если он захочет меня поцеловать, придется ему наклониться… Или мне встать на цыпочки… Иначе не получится. О чем я думаю? – тут же весело ужаснулась она. – Он? Меня? Поцелует?! Бред…»

От собственных мыслей Нюта хихикнула в глубину кожанки, оттолкнула Жеку и… неловко растянулась на дорожке.

– Ой!

Нога!

Жека тут же сгреб ее обратно.

– Я тебя донесу!

– Я тебе что, холодильник? Что ты меня таскаешь туда-сюда? – Нюта не понимала сама себя. Она то смеялась, то злилась, щеки пылали, и… и он ее так и не поцеловал!

Лось бенгальский!

Медведь косолапый!

Но Жека только прижал ее к себе покрепче, осторожно нащупывая дорогу обратно. А потом, глядя в сторону, глухо поведал:

– Я тогда Федьке морду набил за вас… Бобр прыщавого отловил, а я – Федьку. Один на один. Все по-честному. А рыжего этого мы достать не смогли. Но предупредили…

Так за них, получается, отомстили.

Ну, что-то подобное они со Стю подозревали.

По идее, Нюта должна была почувствовать прилив кровожадной радости, но ничего не почувствовала. Подобрела, наверно, от любви. Растаяла.

А Жека весьма нелогично добавил:

– Федька – нормальный пацан! С придурками этими уже развязался.

– А что ж ты ему тогда морду бил? Нормальному-то пацану? – Не так уж сильно и подобрела.

– Ну, бил. За дело. А теперь он к нам просится…

– Куда? – изумилась Нюта.

– В студию.

– Этот гоблин? В студию?!

– Он перед вами извиниться собирается… А сам хочет, это… в театр. Чтоб приняли.

– Нужны мне его извинения! – фыркнула Нюта и замолчала. Мир точно рухнул. Еще утром все было ясно и просто. Она ужасно любила Олежку, ненавидела и боялась гоблинов и хотела умереть от несчастной любви.

А теперь получается, она все еще любит Олежку, но вовсе не так сильно, как утром. Умереть, по крайней мере, уже точно не хочет.

А ее, оказывается, ужасно любит Женька, и это… потрясающе!

Получается, что она несчастна, потому что Олежка ее никогда не полюбит (хотя несчастна уже не так сильно, как утром).

И счастлива, потому что ее полюбил Жека (хотя счастлива не так сильно, как хотелось бы ему).

А один из гоблинов, значит, скоро будет ходить на посиделки в 38-й. Она убить его собиралась, а теперь придется сидеть с ним в одном кабинете! Выходить на одну сцену!

Получается, не такой уж он и гоблин? Просто дурак? И убивать его особо не за что?

До чего же все запуталось…

И как жить теперь? И что делать?

– Пошли ко мне, – предложила Нюта неожиданно мирно, устав от собственных переживаний. – Мама обрадуется, чаем напоит. «Сплин» послушаем. Очень помогает от несчастной любви. У меня несчастная любовь, у тебя – несчастная…

– У меня не несчастная, – возразил Жека.

– А ты откуда знаешь? – Нюта видела его глаза совсем близко, он же нес ее на руках.

– Ну, ты ж не ответила ничего… А молчание – знак согласия.

За такие слова надо было бы ему сунуть за шиворот комок снега. Но Нюта так устала от чувств, переживаний, обид и несчастий, что только дернула на ходу еловую ветку, и сверху на них рухнуло снежное облако. Жека остановился. И…

Медведь он все-таки, натуральный медведь!

Ночью Нюта писала в своем ЖЖ: «Я, оказывается, умею летать!»

«Снежную королеву» жаждали увидеть все.

Каждый детский сад, каждая школа непременно желали устроить встречу с «артистами». Районные поселки приглашали наперебой.

Пока шли новогодние каникулы, театр развернул настоящие гастроли. В результате они пять раз сыграли укороченную версию для детских садов, два раза побывали «на выезде», в сельских ДК, и закончили эпопею еще одним городским грандиозным спектаклем, на который пришли все-все-все, кто не смог побывать в первый раз.

Вымотались жутко.

И почувствовали себя наконец настоящими звездами.

Олег медленно провел по струнам, продлевая последний жалобный аккорд, и отложил гитару.

И заглянул в ее сияющие глаза.

В Юлькины сияющие глаза.

Они теперь всюду ходили парой – Юлька и Олег, заставляя первых школьных красавиц терзаться невыносимой ревностью. Юлька, говорят, кучами получала записки с угрозами. Но ей все было нипочем рядом с Олегом.

Нюта смотрела на них с грустью, но записок с угрозами не писала. Что-то перегорело в ней тогда, зимним холодным вечером. Образ Олега все еще окутывал легкий золотой туман, но огонь погас. Осталась только печаль, как синие сумерки после солнечного дня.