Вынужденный брак - Герцик Татьяна

Потом он долго поглаживал ее спину, а она лежала, прижавшись к его большому телу, с горечью думая, что после такого опыта расставанье будет в тысячу раз больней. Причем не важно, по какой причине.

Теперь она лучше понимала собственную дочь, столько времени терпевшую недоброжелательное отношение мужа. Наверняка не последнюю роль в этом сыграли подобные ночи.

Николай Иванович легко поцеловал ее в нос и поднялся.

– Ты лежи, а я приготовлю завтрак. Так положено в медовый месяц.

Это было странно слышать – медовый месяц. Что за медовый месяц после сорока? Наталья Владимировна прислушалась к себе – протеста не было. Ну что же, завтрак так завтрак, но только не в постель. Она встала, умылась, вытащила из сумки запиханный туда брючный костюм из немнущегося трикотажа, и надела.

Посмотрев на себя в зеркало, решила, что сойдет, тем более, что она не на бал собирается, а на собственную кухню. Поймав себя на слове «собственную», озадачилась – быстро же она освоилась с ролью замужней дамы. И полдня не прошло, а она уже считает всё вокруг своим.

Хлопочущий на кухне Николай был несколько смущен: по его мнению, в доме оказалось слишком мало припасов. Его могло извинить только то, что он не надеялся на такой поворот событий. Хоть и мечтал о нем. Заглянув в холодильник, Наталья вытащила яйца, сыр, пакет молока и быстро соорудила омлет под стыдливые причитания мужчины:

– Это моя обязанность! И я тоже умею печь омлеты!

Когда они уселись завтракать, была уже половина одиннадцатого. Хотя Саша и не сообщала о приезде, Наталья Владимировна решила позвонить и предупредить, что ее нет дома. На вопрос дочери, где же она, сконфужено объяснила:

– Да так, в гостях. Не беспокойся! – передала привет внучке и положила трубку, не готовая к объяснениям.

Николай с упреком посмотрел на нее, но промолчал. От этого взгляда всем ее существом овладели вина и головокружительная нежность. Эти чувства так захватили ее, что стало трудно дышать.

Наталья несколько испугалась их напора. Она всегда была одна, всегда независима от мужского самодурства. Из рассказов подруг и коллег она слишком много знала плохого об отношениях мужчины и женщины, и очень мало – хорошего.

Возможно, у нее сложилось предвзятое мнение о мужчинах в целом, но она боялась слишком близких отношений. Хотелось отодвинуться, снова создать вокруг себя личное пространство, в которое никто бы не посмел вторгаться.

Почувствовавший перемену в ее настроении Николай не то чтобы разозлился или забеспокоился, нет, он остался совершенно спокоен. Он считал, что ей нужно дать время привыкнуть к новому положению, только и всего.

Естественно, женщина, к тому же беременная, не может в одночасье поменять свою жизнь, и его обязанность, как здравомыслящего мужчины, ей в этом помочь.

Позавтракав, они отправились забирать остальные вещи Натальи Владимировны. Медлительно шатаясь по своей квартире, она никак не могла решить, что ей понадобится, а что нет. Николай Иванович, иронично поглядывая на нее, разрешил сомнения просто – скидал все вещи в привезенные бумажные мешки, купленные им по дороге.

Наполнив их, выяснил, что вещей осталось еще столько же. Унес мешки в машину и поехал домой, оставив Наталью Владимировну связывать книги.

Поначалу она этим и занялась, но, упаковав три пачки, уселась на диван и призадумалась. В голове вместо обычно довольно сообразительных мозгов на этот раз оказалась плотная вата, отказывающаяся что-либо соображать. Она потрясла головой – бесполезно.

Жизнь изменилась так резко и так кардинально, что она отказывалась в это верить. Она даже не знала, как относится к человеку, в одночасье сделавшего себя ее мужем.

Когда через полчаса обратно вернулся Николай с пустыми мешками, у нее было приготовлено всего четыре пачки. Пожав плечами, он, не связывая, покидал книги в мешки и снова поехал домой. Таких рейсов ему пришлось сделать пять.

Наталья Владимировна с грустью посмотрела на опустошенную квартиру. Ее было жаль, как друга. Она получила от школы эту неказистую квартирку еще в те времена, когда матери-одиночки считались неполноценными женщинами. И мыкаться бы ей с дочерью по общежитиям всю свою жизнь, если бы после совместного ходатайства учителей ее школы ей не дали квартиру.

Она стояла посредине этой столь дорогой ей комнаты и отчаянно жалела, что уезжает отсюда. Николай Иванович обнадеживающе обхватил ее за плечи.