Ангел Габриеля - Робертс Нора

Но вы не намерены на них отвечать?

Я вас не знаю. Мне приходится до некоторой степени доверять вам, потому что у меня нет выбора. Я только могу просить вас сделать то же самое.

Он отнял руку от ее лица.

—Почему?

Лора сжала губы. Она понимала, что Гейб прав. Но иногда одной правоты недостаточно.

Я не совершила преступления, меня не разыскивает полиция. У меня нет семьи, мужа, который бы меня искал. Этого достаточно?

Нет! На сегодня достаточно, потому что вам надо выспаться, но утром мы поговорим.

Это была уступка... короткая, но она научилась быть благодарной и малому. Кивнув, она подождала, пока он выйдет из спальни. Когда дверь за ним закрылась и в комнате снова стало темно, она легла. Но сон долго не шел к ней.

Когда Лора проснулась, было тихо, абсолютно тихо. Она открыла глаза и подождала, пока к ней вернется память. Ей доводилось ночевать во многих местах и просыпаться в разных комнатах, поэтому подобное утреннее замешательство было для нее не впервой.

Она все вспомнила... Габриель Брэдли, буря, хижина, кошмар. И ощущение, когда она проснулась в страхе, а оказалась в безопасности, в его объятиях. Конечно, безопасность была лишь временной, а его объятия не для нее. Вздохнув, она повернула голову и стала смотреть в окно.

Снег еще падал, правда, не так густо и гораздо медленнее. Не веря в происходящее, она лежала и наблюдала за снегопадом. Да, сегодня уехать не удастся.

Подперев рукой щеку, она продолжала наблюдать. Как бы ей хотелось, чтобы снегопад никогда не прекращался, а время остановилось. Она бы осталась здесь, изолированная в замкнутом пространстве, в безопасности. Но время, как и ребенок, которого она носит, никогда не остановится. Она встала и открыла чемодан. Надо привести себя в порядок перед встречей с Гейбом.

Дом был пуст. Казалось, она должна была бы испытать при этом облегчение, но уютный огонь и полированное дерево навеяли на нее чувство одиночества. Ей хотелось, чтобы Гейб был здесь, пусть бы даже шаги она слышала из другой комнаты. Куда бы он ни ушел, напомнила она себе, он вернется. Она решила пройти на кухню и посмотреть, что можно приготовить на завтрак.

В глаза ей бросились несколько набросков, оставленных на переносном столике. Его талант был очевиден в этих карандашных и угольных рисунках. И все же ей было и неловко, и неинтересно увидеть себя чужими глазами... нет, глазами Габриеля Брэдли.

Ее глаза казались слишком большими, слишком призрачными. Губы слишком мягкими, уязвимыми. Она провела по ним пальцем и, нахмурившись, разглядела рисунок. Бесчисленное множество раз Лора видела свое лицо на глянцевых фотографиях, сделанных в самых выгодных ракурсах. Там она была одета в шелк и мех и увешана драгоценностями. Благодаря ее лицу и фигуре продавались галлоны парфюмерии, несметные суммы тратились на наряды и драгоценности.

Лора Малоун. Она почти забыла ту женщину, женщину, которая, говорят, была лицом девяностых годов. Женщину, которая, если говорить коротко, держала свою судьбу в своих руках. Она исчезла, стерлась.

Женщина на рисунках была мягче, нежнее и бесконечно более хрупкой. И в то же время сильнее. Лора взяла рисунок и принялась его разглядывать. Или ей просто хотелось заметить эту силу, разглядеть ее?

Когда входная дверь открылась, она повернулась, по-прежнему держа карандашный рисунок. Гейб, весь в снегу, пинком закрыл дверь. В руках у него была охапка дров.

—Доброе утро! Уже за работой?

Он что-то проворчал, сбил большую часть снега с ботинок и прошел, оставив мокрый след, к топке, чтобы сбросить перед ней дрова.

Я предполагал, что вы будете спать дольше.

Я бы и спала. — Она похлопала свой живот. — Он не захотел. Можно я приготовлю завтрак?

Гейб снял перчатки и бросил их на каминную полку.

—Он уже готов. Идемте.

Лора подождала, пока он снял пальто. По-видимому, дружеские отношения восстановлены. Осторожно дружеские!

—Кажется, снегопад немного ослабевает.

Он сел на табурет, чтобы снять ботинки. Снег налип на шнурки.

—Уже намело фута три, не думаю, что до вечера он прекратится. — Он вынул сигарету. — Так что располагайтесь, как дома.

Она взяла со столика рисунок.

Похоже. Я польщена.

Вы красавица, — экспромтом произнес он, ставя ботинки к огню, чтобы высушить. — Я редко сопротивляюсь искушению запечатлеть красоту.

— Вам повезло. — Она положила рисунок обратно. — Гораздо лучше уметь писать красоту, нежели быть красивой. — Гейб поднял бровь. В ее голосе звучал оттенок, только оттенок горечи. — Вещь, — объяснила она. — Странно, но как только люди замечают, что ты красива, они почти всегда начинают считать тебя только вещью.