Любовь за вредность - Герцик Татьяна

Ночью Евгений, с чувством выполненного долга поглаживая мой живот, важно заявил:

— Вполне возможно, что там уже кто-то завелся…

Я лукаво подхватила:

— Да, вполне возможно. Поэтому постельные излишества придется прекратить.

Он испуганно встрепенулся:

— Это почему?

— Это может быть вредно малышу…

У Евгения вытянулось лицо. Такого конкурента он не ожидал.

— Ну, это еще не известно. Да я и так крайне осторожен…

Да уж, если то, что он со мной проделывает, называется осторожностью, то что тогда неосторожность?

Он попытался наглядно продемонстрировать мне эту свою осторожность еще раз, но я напомнила ему, что завтра нам на работу, и решительно повернулась к нему спиной. Повздыхав и посетовав на ужасающие ограничения, он все же утихомирился.

Через пару месяцев я сидела у профессора вместе с мужем и выслушивала наставления по поводу беременности. Евгений, бедняжка, слушал врача с таким напряженным лицом, что мне стало его жаль, хотя я и сама была изрядно взволнована. А после того как доктор предупредил его быть поосторожнее по ночам, он и вовсе стал относиться к будущему ребенку как к узурпатору, незаконно захватившему его владения. К счастью, через пару недель это чувство переросло у него в осознание своего скорого отцовства, и он развлекал меня тем, что заглядывал во все без исключения попадающиеся навстречу детские коляски и подсчитывал, через сколько времени наш малыш станет таким же.

Как-то, проводив своих родителей после очередного к нам визита, он зашел ко мне на кухню. Я как раз убирала в сушилку последние вымытые мной тарелки. Остановился рядом, обхватил за чуть пополневшую талию и печально спросил:

— Аня, ты меня любишь?

У меня даже руки дрогнули от внезапности вопроса. Сказать простое «да» было очень трудно, но от него шла волна даже не печали, а горечи, и я решилась:

— Да. Люблю.

Он развернул меня лицом к себе, заглянул в глаза. Я улыбнулась ему немного смущенно, и он понял, что это правда. Издал какое-то непонятное восклицание и сильно прижал к себе. Пришлось напомнить ему:

— Осторожнее, раздавишь! — И он чуть ослабил напор. Потом подхватил на руки и покружил по комнате. От страха я закрыла глаза — кухня хотя и была просторной, но все же не настолько большой, чтобы играть в подобные игры. Но он успокоился и отнес меня в большую комнату. Спать ложиться было еще рано, и он просто уложил меня на огромный диван, шмякнулся рядом и, положив голову мне на грудь, замер.

— Как мне хорошо, моя радость! — Это вырвалось у него, и я ласково провела ладонью по его волосам.

Мне тоже было очень хорошо и ничего больше не хотелось. Я подумала, что могла бы лежать так очень долго. Может быть, даже всю жизнь. Но, несколько минут послушав мое сердце, он перешел к более интенсивным занятиям, заставив меня стонать от блаженства.

Полгода пролетело как одно мгновение. Меня несколько утомляла плотная опека мужа во время беременности, но я ее благополучно пережила. Роды тоже прошли нормально, и Евгений, ждавший в коридоре, потому что я была категорически против его присутствия в родовой, даже не успел поседеть, как обещал.

Следующие полгода тянулись гораздо медленнее — роль родителей давалась нам с трудом, но бабушки и дедушки с обеих сторон помогали просто самоотверженно.

Посреди ночи, как обычно, я хотела осторожно вылезти из постели, ведь время приближалось к четырем утра, для нас это контрольное время, но Евгений стиснул мою талию и проворчал:

— Лежи спокойно, Фиса!

Это он нарочно. Прекрасно знает, что я терпеть не могу это дурацкое «Фиса». В наказание я попыталась его пнуть, но под одеялом нормально размахнуться было невозможно, и вместо решительного увесистого пинка получился заигрывающий толчок. Евгений, конечно, понял это так, как хотелось ему, и тут же повернул меня лицом к себе. Его руки жадно ощупывали мое тело, проверяя, все ли на месте и не утрачено ли чего после вечерней инвентаризации, когда из соседней комнаты раздался сначала один голодный вопль, потом другой. Несчастный муж, остановленный на самом важном месте, сначала замер, потом произнес неприличные слова. Я укоризненно хмыкнула.

Он скованно встал, тяжело отдуваясь от напряжения в паху. Мы быстро зашли в детскую, дружно взяли близнецов на руки. Пока я кормила одного ребенка, он ходил с другим по комнате, что-то напевая. Бедный обездоленный малыш ловил грудь и громко фыркал, выражая недовольство задержкой провианта. Но вот мой сыто отвалился от груди, и я взяла другого. Вообще-то это были мальчик и девочка, но поскольку одеты они были одинаково и в подгузниках, определить, кто есть кто, при свете ночника не представлялось возможным. Когда я родила, нас с лукавой улыбочкой поздравил профессор:

— Конечно, в роду у вас близнецов не было, но вам нужно быть благодарными судьбе, что у вас не трое и не четверо. При лечении таких заболеваний, — он кинул на меня указующий взгляд, — беременность, как правило, бывает многоплодной. Так что вы дешево отделались.

Мы и были благодарны судьбе и за детей, и за их количество.

Наконец сытые дети были уложены обратно, и я с умилением взглянула на их успокоенные рожицы. Но страдающий муж не дал мне полюбоваться детьми. Бесцеремонно развернув в сторону спальни, погнал обратно. Уложив на кровать, стал заканчивать начатое, целуя меня с неистовым напором, будто делал это впервые в жизни. Я тихонько посмеивалась, не скрывая больше своего счастья. Успокоившись, он прижался ко мне, по-хозяйски положил ладонь на мою талию, пробормотал:

— Милая моя, что бы я без тебя делал… — И погрузился в безмятежный сон.

Я могла бы перечислить ему многое из того, что он делал бы без меня, но слишком хотелось спать, и, засыпая под его надежной рукой, я успела подумать только одно — как же забавна жизнь…