Двести лет вместе. Часть вторая - Солженицын Александр Исаевич

Если учитывать советскую реальность, вывод этот представляется малоосновательным и, во всяком случае, формальным. Действительно, сообщений о массовой эвакуации евреев не было в советской печати. И понятно – почему. Во-первых, после заключения пакта с Германией в СССР замалчивалась гитлеровская политика по отношению к евреям, и, когда разразилась война, подавляющая часть советского населения не знала о той смертельной опасности, какую несёт евреям немецкое вторжение. Во-вторых, и это было, вероятно, главное, – с немецкой стороны лихо свистела пропаганда против «иудео-большевизма», и советское руководство, разумеется, понимало, что всеми двадцатыми-тридцатыми годами эту пропаганду изрядно подкрепило, – и как им было теперь провозгласить открыто и громко, что спасать надо в первую очередь евреев? Это только и было бы – поддать Гитлеру опрокидывающей силы.

Поэтому и не сообщалось публично, что среди эвакуированных «евреи составляли более высокий процент». «В эвакуационных приказах евреи не упоминались», однако «во время эвакуации в отношении евреев не существовало дискриминации»^[1009]; вывозили сколько могли, реально, но – молча, без внутреннего, в СССР, шума. Другое дело – вовне. Вот в декабре 1941, после отбития немцев от Москвы, московское радио – не по-русски, конечно, но «на польском языке», а «на следующий день пять раз по-немецки – сравнивало удачное русское зимнее наступление с чудом Маккавеев» и твердило немцам, что «как раз в ханукальную неделю» истреблена 134-я нюрнбергская дивизия немцев, названная по городу, «в котором возникло расовое законодательство»^[1010]. – В 1941-42 советские власти охотно допускали, чтобы синагоги Москвы, Ленинграда и Харькова были переполнены молящимися и чтобы широко праздновалась еврейская Пасха 1942^[1011].

Нельзя сказать, что внутренняя советская пресса молчала о немецких изуверствах. Илье Эренбургу, ещё и другим, например журналисту Кригеру, дано было «добро» сквозь всю войну поддерживать и распалять ненависть к немцам – не без упоминания жгущей и выстраданной ими еврейской темы, но и без специальной акцентировки её. Эренбург отгремел главным трубадуром всей той войны, Утверждая, что «немец по природе своей зверь», призывая «не щадить даже неродившихся фашистов» (то есть так понять: убивать беременных немок), и лишь в самом конце был осажен, когда война уже покатилась по территории Германии и стало ясно, что армия слишком хорошо усвоила пропаганду безудержной мести всем немцам подряд.

Несомненно, однако, что гитлеровская политика истребления евреев, в её планомерности и охвате, не была достаточно освещена советской прессой, – так что даже еврейская масса в СССР плохо могла понять размеры опасности и гибели. И всю войну публичных высказываний о судьбе евреев на оккупированных немцами территориях было действительно мало. – Сталин в речи 6 ноября 1941 (24-я годовщина Октября) сказал: «Гитлеровцы… так же охотно устраивают средневековые еврейские погромы, как устраивал их царский режим. Гитлеровская партия есть партия… средневековой реакции и черносотенных погромов»^[1012]. («Насколько мы знаем», пишет израильский историк, «это был единственный во время всей войны случай, когда Сталин публично упомянул евреев»^[1013].) – 6 января 1942 в ноте наркоминдела Молотова всем государствам, с которыми Советский Союз поддерживал дипломатические отношения, – евреи упомянуты в перечислении страдающих советских народов, а затем выделены, с указанием цифр, расстрелы евреев в Киеве, Львове, Одессе, Каменец-Подольске, Днепропетровске, Мариуполе, Керчи. «Страшная резня и погромы были учинены немецкими захватчиками в украинской столице – Киеве… было собрано большое количество евреев, включая женщин и детей всех возрастов; перед расстрелом всех раздели догола и избивали… расстреливали из автоматов. Много массовых убийств… и в других украинских городах, причём эти кровавые казни особенно направлялись против безоружных и беззащитных евреев из трудящихся»^[1014]. – Затем была декларация советского правительства от 19 декабря 1942, где упоминалось наличие у Гитлера «особого плана поголовного истребления еврейского населения на оккупированной территории Европы» и в самой Германии; «относительно к своей небольшой численности, еврейское меньшинство советского населения… особенно тяжело пострадало от звериной кровожадности гитлеровских выродков». Но указывают, что эта декларация была как бы вынужденной: через два дня после сходной декларации союзников, и без серии публикаций в советской печати, как всегда делалось, когда нужна была газетная кампания. – В 1943 из семи сообщений Чрезвычайной Государственной Комиссии по расследованию гитлеровских злодеяний (по отдельным местам, а также об истреблении советских военнопленных, о разрушениях культурных ценностей нашей страны) только в одном говорилось об истреблении евреев – в Ставропольском крае, близ Минеральных Вод^[1015]. – А в марте 1944 Хрущёв, выступая в Киеве с речью о страданиях, перенесенных Украиной под оккупацией, вообще «ни одним словом не упомянул о евреях»^[1016].