Двести лет вместе. Часть вторая - Солженицын Александр Исаевич

И, обернувшись из 90-х «демократических» годов, согласимся, что и в этом есть предвидение. Только: высказано ли оно с состраданием или со злорадством?

И даже так: «Берегитесь, когда вам твердят о любви к родине: эта любовь заряжена ненавистью… Берегитесь рассказов о том, что в России хуже всех живут русские, пострадали в первую очередь русские, что численность русского народа уменьшается» – а это, как известно, обман! – «Будьте осторожны, когда вам рассказывают о величайшем государственном муже… злодейски убитом» (Столыпине), – тоже обман? Нет: «Не потому, что факты которые вам представили, неверны», – но всё равно, не принимайте и верных фактов: «Будьте осторожны», «берегитесь»!^[1389]

Да, в этом потоке поздних страстных обвинений есть что-то поразительное.

Кто бы мог в пламенные 20-е годы подумать, что уже после одряхления и падения всей той радостной аппаратной постройки в России, уже и сами настрадавшись от коммунизма, уже как будто и прокляв его, уже и сбежав от него, – столь многие евреи будут и из Израиля, и из Европы, и через океан – проклинать и пинать – не коммунизм, а именно Россию? Так уверенно и многоголосо судить о многовидной виновности и плохости России, о её неисчерпаемой вине перед евреями – и искренно же веря в беспредельность этой вины, вот что! почти повально веря! – а тем временем, бесшумным фланговым движением уводя своих от ответственности за долю расстрелов ЧК, потопления барж с обречёнными в Белом и Каспийском морях, за свою долю в коллективизации, украинском голоде, во всех мерзостях советского управления, за талантливое рвение на службе по оболваниванию «туземцев». Всё – прямо против раскаяния.

А ведь ту ответственность – надо нам с вами, братья или чужаки, – делить.

И раскаяние – раскаяние взаимное – и вовсей полноте совершённого – был бы самый чистый, оздоровляющий путь.

И я – не устану призывать к этому русских.

И – призываю к этому евреев. Раскаяться не за Троцкого-Каменева-Зиновьева, они и так на поверхности, от них и отмахнуться можно: «то были не евреи!» А – оглянуться честно на всю глубину раннесоветского угнетательского аппарата – на тех «незаметных», как Исай Давидович Берг, создавший знаменитую «душегубку»^[1390], самим же евреям на горе, и даже на ещё более незаметных, кто бумажки подкалывал в советском аппарате и никогда не вышел в публичность.

Однако перестали бы быть евреи евреями, если бы в чём-то стали все на одно лицо.

Так и тут. Голоса иные – тоже прозвучали.

От этой же самой поры – от начала великого передвижения евреев за пределы СССР – к счастью для всех, и к чести для евреев – какая-то часть из них, оставаясь преданными еврейству, пронялась сознанием выше обычного круга чувств, способностью охватить Историю объёмно. Как радостно было их услышать! – и с тех пор не переставать слышать. Какую надежду это вселяет на будущее! При убийственной прореженности, пробитости русских рядов – нам особенно ценны их понимание и поддержка.

Звучало же и в конце XIX века меланхолическое мнение: «Всякая страна имеет таких евреев, каких она заслуживает»^[1391].

Всё зависит – от направления чувств.

Если б не голоса таких евреев из Третьей эмиграции и из Израиля – можно было бы прийти в отчаяние о возможности русским и евреям объясниться друг с другом и понять друг друга.

Роман Рутман, кибернетик, первый раз проявился в эмигрантской печати в 1973, сразу после своей эмиграции в Израиль, очень тёплым, ярким рассказом, как эта эмиграция пробуждалась, начинала движение, – и тогда уже проявил отчётливое тепло к России. Статья и называлась выразительно: «Уходящему – поклон, остающемуся – братство»^[1392]. Среди первых нот пробуждения и было, пишет он: «Мы евреи или русские?» Среди нот расставания: «Россия, распятая за человечество».

В следующем году, 1974, в статье «Кольцо обид» он предложил пересмотреть «некоторые установившиеся концепции по «еврейскому вопросу», «увидеть опасность абсолютизации этих концепций». Вот они, три: 1. «Необычайная судьба еврейского народа сделала его символом страданий человечества»; 2. «Еврей в России всегда был жертвой односторонних гонений». 3. «Русское общество в долгу перед еврейским народом». – Он приводит мою фразу из «Архипелага»: «эта война вообще нам открыла, что хуже всего на земле быть русским», – и с пониманием относится, что фраза эта не пустая и не проходная: вот и потери этой войны, и плен её, а прежде – революционный террор, голоды, «бессмысленное уничтожение и мыслящего цвета нации и её опоры – крестьянства». Хотя современная русская литература и демократическое движение, во искупление прежних грехов и гонений, исповедуют тезис о виновности русского общества перед евреями, сам автор предпочитает основательную концепцию о «кольце обид» – «умилённому сюсюканью по поводу бед и талантов еврейского народа»; «чтобы разорвать „кольцо обид“, нужно тянуть за него с двух сторон»^[1393].