Всемирная история без комплексов и стереотипов. Том 2 - Гитин Валерий Григорьевич

Дети крестьян, лавочников, провинциальных священников, купцов средней руки и т.п. утрачивали социальные связи с породившей их средой и становились так называемыми интеллигентами-разночинцами, большинство которых теряло душевный покой, когда слышало от извозчика обращение «барин», в действительности себя таковыми не ощущая, хотя полученное в столице образование и черный сюртук вроде бы и давали определенные основания, да и папаши зачастую не скупились, присылали деньжат, «чтоб не хуже других», но, видимо, дело не только в образовании, сюртуке и тугом кошельке в кармане…

И они обвиняли в этом состоянии своей неразвитой души того же извозчика, а также царя, который сказал «можно», но не сказал, как этим понятием пользоваться, своего приятеля-студента, который вырос в семье, где, может быть, не всегда было мясо на обед, но за этим обедом разговор шел об Овидии, которого все взрослые члены семьи читали, естественно, в подлиннике…

Для них все было чужим и были чужими все окружающие, а ведь они совсем не об этом мечтали, ступая на эту стезю, совсем не об этом.

И эти люди не находили ничего лучшего, чем мстить тем, кого они считали виновными в этом ощущении себя людьми, севшими не в свои сани и уехавшими в этих санях достаточно далеко от родных мест, которые стали тоже чужими…

И вот эти люди, оторвавшиеся от своих корней и проникшиеся презрением к этим корням, не имея возможностей органично вписаться в свою новую жизнь, решили изменить все окружающее бытие таким образом, чтобы оно соответствовало их менталитету, их мировосприятию, их понятиям о добре и справедливости.

Для этих людей стало характерным стремление резко и решительно перекроить «проклятую русскую жизнь».

В их среде получило самое широкое распространение такое течение общественной мысли, как нигилизм, предусматривающий отрешение от каких бы то ни было жизненных устоев, традиций, норм, от преклонения перед авторитетами, да и вообще перед кем-либо или чем-либо. Очень опасная тенденция, тем более в такой среде.

Добро бы, если б они собирались где-нибудь в трактире и соревновались в том, кто больше опорочит признанных авторитетов, а кто более красочно обрисует свое презрение к государству и его законам, так нет же, им потребовалась гораздо более широкая аудитория, и они пошли в народ, чтобы все это излагать ему (разумеется, в крайне упрощенном снисходительно-адаптированном виде). Осознавая, что по общечеловеческим нормам они ничего ценного из себя не представляют и должны быть довольны уже тем, что извозчики обращаются к ним: «Барин…», эти люди решили стать значимыми в отдельно взятой стране, которую, конечно, для этой цели следует изолировать от всего окружающего мира.

Они взяли на вооружение идею уникальности, особой самобытности России, которая должна идти своим, особым путем развития… Понятное дело, при таком раскладе кто как не они должны будут стать ключевыми фигурами. Ну как тут не вспомнить гениальное изречение Сэмюэля Джонсона: «Патриотизм — это последнее прибежище негодяя».

И вот они пошли в народ, причем не ограничиваясь разглагольствованиями общего характера, а призывая людей к бунту против существующего порядка вещей. Действительно, чего ради ждать, пока «народ созреет», когда так хочется поскорее ощутить в руках кормило власти!

Правительство и люди в жандармских мундирах наконец-то задумались относительно того, что как-то неприлично получать жалованье просто так, ни за что, и предприняли ряд мер по пресечению антигосударственной деятельности народников. В течение 1874 года в 37 губерниях России было арестовано около тысячи подстрекателей. Учитывая массовый характер этого явления, можно сказать, что жандармы арестовали весьма незначительную часть этих мутантов.