Всемирная история без комплексов и стереотипов. Том 2 - Гитин Валерий Григорьевич

В. Ульянов (Ленин)

Так что расписок Ленина в получении каких-то сумм от немцев не существует в природе. Деньги на «пролетарскую революцию» в России получал какой-нибудь «Фридрих Барбаросса» или «Вильгельм Телль», и конечно же, не Ульянов, он же Ленин, в чем не сомневаются полугоспода-полуисторики, требующие его расписок в измене Отечеству.

Когда же в России сложилась действительно критическая ситуация, его, т.е. «Фридриха Барбароссу» (или еще кого там), немцы усадили в вагон с надписью «Дипломатический», опломбировали и отправили в Петербург (тогда уже Петроград) в роли детонатора, способного взорвать российское общество.

Он был известен в определенных кругах воинствующих и честолюбивых недоучек, мечтающих о ниспровержении основ того бытия, в котором им не улыбалось быть кем-то иным, кроме репетиторов в домах непритязательных лабазников или, в самом лучшем случае, корреспондентов бульварной прессы. Пожалуй, лишь они в ту пору и являлись читателями его многочисленных трактатов, сплошь компилятивных и построенных на нигилистической демагогии. Читая то, что он писал, приходишь к однозначному выводу о том, что такое не мог написать человек, хоть мало-мальски способный к анализу исторических событий, законов экономики и Природы вообще. Эта безапелляционная подмена действительного желаемым была рассчитана на поддержку людей, кровно заинтересованных именно в такой подмене.

Это было штукарство чистой воды, весьма напоминающее общение Остапа Бендера с шахматистами-любителями из города Васюки, с обещаниями самого светлого будущего, благополучия, мирового признания и т.п. Ну это касалось «шахматистов-любителей», то есть революционеров и сексуально озабоченных курсисток, посещавших их сборища, а вот общаясь с люмпенским отребьем, на которое более всего рассчитывали большевики во всей этой истории, можно было не строить из себя гроссмейстера, а просто надеть кепку вместо изящного венского котелка и сказать: «Можно! Можно все!», подкрепив эти скупые слова энергичным жестом. Ну а всем другим нужно было пообещать все, чего бы им хотелось, просто пообещать, без каких бы то ни было гарантий, да, собственно, и без каких бы то ни было прав давать такие обещания. Так, солдатам было обещано прекратить войну. Просто взять и прекратить, только и всего… И не нашлось же неподалеку двух дюжих санитаров…. Крестьянам было обещано подарить землю, пока близлежащую, а потом и весь глобус…

Рабочим — подарить заводы, конечно, без администрации, без этих мерзавцев инженеров, которые требуют качества продукции, и без такого антинародного понятия, как «трудовая дисциплина».

Нечего и говорить о том, что эти посулы могли найти отклик лишь у людей определенной категории, склонных к анархии и тунеядству, а таких всегда хватало, в особенности в смутные времена… Время было действительно смутным, о чем, кроме всех прочих признаков, можно было судить хотя бы по немыслимому количеству гадалок, экстрасенсов, духовных наставников (гуру), астрологов, белых и прочих колдунов и т.п.

Квинтэссенцией этого явления было откровенное манипулирование императорской семьей, а через нее — и политикой государства юродивым мужиком Григорием Распутиным, «божьим человеком», перед которым заискивали министры и боевые генералы.

Такое просто невозможно представить себе при… да при любом из российских государей, при любом, кроме Николая Второго, который, уехав на фронт, оставил державу без реальной власти, нет, реальной-то существующая власть была, но вот законной ли… И позитивной ли, что, пожалуй, еще важнее.

И вот на такую благодатную почву попадает пропаганда вседозволенности в сочетании с евангельским «…и последние станут первыми». Беспорядки на улицах Петрограда, организуемые пристрастными толкователями Евангелия, возникновение Петроградского Совета, который рассылает по воинским частям приказ об учреждении советов в армии, а также решение об аннулировании государственной полиции и замене ее народной милицией…

А гарант мира, спокойствия, процветания и безопасности державы — император — вместо того чтобы ввести в столицу гвардейские части и казаков, объявить военное положение и перевешать всех членов Совета и их пособников, не находит ничего лучшего, чем отречься от престола.