Распутин. Выстрелы из прошлого - Бушков Александр

Везде, где есть один перекресток, на нем должны стоять двое полицейских!

И началось. Огромные ассигнования на расширение штатов полиции. Максимальное ужесточение законов теперь могли повесить (и вешали) за участие в уличной пьяной драке, не говоря уж о более серьезных прегрешениях. Матросов, нагрешивших в загранкомандировках, на родине брали в оборот так, что небо им с овчинку казалось. Седоусые полицейские волки учили молодых: Ты дубинку-то о нарушителя не боись сломать, салага, новую дадут…

В общем, гайки закручивали так, что из-под них с хрустом ползла металлическая стружка. Лет через пятнадцать, на очередном заседании парламента, тогдашний начальник полиции произнес очередную историческую фразу:

- Могу вас заверить, господа: если пьяный иностранный турист заснет на тротуаре в самом что ни на есть трущобном квартале, то, когда проснется, и кошелек останется при нем, и часы золотые будут на пузе, и брильянтовое кольцо на пальце.

И он, знаете ли, не преувеличивал. Теперь так и обстояло - поскольку у всех безответственных элементов жесточайшим прессингом выбили из головы, что можно водку пьянствовать и безобразия нарушать…

А потому, оглядываясь на многочисленные исторические примеры, никак нельзя порицать Николая I за стремление навести максимальный порядок. России это было жизненно необходимо.

Люди с образованием, вполне возможно, припомнят, как их учили возмущаться николаевской тиранией на примере стихов великого поэта Некрасова:

• Вчерашний день, часу в шестом,
• Зашел я на Сенную.
• Там били женщину кнутом,
• Крестьянку молодую.
• Ни звука из ее груди,
• Лишь бич свистал, играя…

И далее великий поэт, впадая в умиление, сравнивает эту бедолажку аж с Музой, ясно давая понять, что лично он подобного зверства не одобряет. Вот только прогрессивный поэт (по совместительству добывавший средства к жизни мастерской карточной игрой, из-за чего значился во всех полицейских досье) лукаво забыл уточнить кое-какие детали. Чтобы эту молодую представительницу крестьянского сословия принародно волтузили кнутом на площади, она должна была совершить нечто исключительно уголовное, весьма тяжкое - например, умышленное убийство. За меньшее кнутом прилюдно не били…

Но поскольку человеческая натура, увы, не меняется, то и при суровом Николае I воровали с размахом (как, я уверен, и в той же Германии все же продолжали, перекрестясь, рубить деревья в глуши, морщась от воплей пойманного коллеги по ремеслу). Воровали на гражданской службе — чего стоит знаменитое дело Политковского, растратившего миллионные казенные капиталы. Воровали в армии - главным образом старшие командиры, имевшие возможность мухлевать с казной. Один такой, командир бригады, выдавая дочь замуж, так и заявил открыто: мол, в приданое он дает не деньги, а «половину того, что будет отныне оплачивать из сумм, отпускаемых на продовольствие солдатам». Присутствующие не удивились и не возмутились дело житейское. Воровали господа инженеры: выяснилось в свое время, что при постройке крепостей заинтересованные лица сперли столько, что на эти деньги рядом можно было построить вторую такую же крепость, и это каждой касалось. Интенданты… Ну, об этой публике и говорить ничего не нужно. Достаточно упомянуть, что черный воротник интендантского мундира по-свойски именовали «воровским воротником». А когда вводили новую форму и кто-то неосмотрительно предложил присобачить к саперному мундиру черный же воротник, саперы, прослышав об этом, чуть ли не бунт подняли, протестуя против этакого новшества. Аргумент был один, зато железный: «Нас же теперь с интендантами могут спутать издали!» Цвет воротника пришлось срочно менять: в самом деле, доводы весомые, несказанный позор для офицера, если его с интендантом перепутают.

Но это все цветочки. Берлинский художник Франц Крюгер написал портрет самодержца, который императору крайне понравился - и Николай велел подарить мастеру кисти золотые часы с бриллиантами. Чиновники дворцового ведомства принесли пруссаку часы, и точно золотые, но без единого бриллианта, полагая, должно быть, что обойдется немчура и так. Рассерженный Николай заставил бриллианты вернуть (их уже по карманам распихать успели) и с философской грустью признался живописцу: Если всех воров в моей империи наказать должным образом, Сибири мало будет, а Россия опустеет…