Русская Америка: слава и позор - Бушков Александр

Залпы были сделаны в воздух. Баранов собрал вождей и популярно им объяснил, что обижать женщин нехорошо, иначе могут произойти разные печальные последствия. Вожди друж-ненько принесли извинения и собрали богатые подарки. Именно такое поведение поднимало в их глазах авторитет русских, а не вежливые уговоры, которые краснокожие считали признаком слабости и трусости…

Впрочем, Баранов не всегда пускал в ход оружие — иногда он брал смекалкой и современными ему техническими достижениями. Еще Шелихов в свое время изумлял аборигенов «фонарем Кулибина», прообразом прожектора с сильным рефлектором. Индейцы с эскимосами сами простаивали неподалеку от его дома, где никогда ранее не виданным ослепительным светом сияло маленькое солнце. Однако Григорий Иванович не додумался с помощью этой новинки изображать из себя могучего колдуна.

А вот хитромудрый Баранов додумался. Однажды два индейских вождя решили познакомиться с «русским тойоном»…

Когда они появились, Баранов, «одетый чудовищем», восседал на срочно изготовленном высоченном кресле на манер трона — а потом по незаметно поданному им знаку помощники подожгли фейерверк. И началось! Фейерверки в те времена уже представляли собой эффектнейшее зрелище: крутясь, разбрасывая искры, вертелись огненные колеса, взлетали разноцветные ракеты, шипели «змеи», дергались шутихи… Для простодушных детей природы, отроду такого зрелища не видавших, этого было достаточно, чтобы искренне принять Баранова за «великого шамана».

Старожилы Русской Америки оставили достаточно воспоминаний о том, как хитрый помор убеждал индейцев в своей неуязвимости. Очередному пленному колошу давал лук, стрелу (стрелы у индейцев, как правило, были вовсе уж первобытные, с каменными наконечниками, опасные для незащищенного тела, но бессильные перед железом), отходил, вставал в величественной позе и ласково предлагал:

— Ну, тварюга, стрельни в сердце!

Индеец, не будь дурак, моментально пользовался случаем и пускал стрелу со всем усердием. Стрела, ясен день, отлетала от пододетой под кафтан кольчуги (которую, напоминаю, Баранов тщательно скрывал от посторонних глаз), а то и расщеплялась. Произведенный эффект понятен — появлялся еще один свидетель, с выпученными глазами повествовавший соплеменникам о колдуне, которому не страшны смертельные для обычного человека стрелы.

А тут еще разветвленная сеть информаторов, за пачку табаку и железный ножик старательно стучавшая Баранову на земляков… Все это, вместе взятое, привело к тому, что индейцы пришли к выводу: обычный человек столь осведомленным, сидя у себя в доме, быть не может. Колдун, точно! Широко распространились рассказы, что Баранов невидимкой летает по воздуху куда захочет, никем не замеченный, проникает в яранги, подслушивая и подсматривая за врагами…

Правда, этот почтительный ужас перед «великим шаманом» воцарился повсеместно через три-четыре года после основания на Ситхе той самой крепости, названной Новоархангельском (несомненно, этим названием Баранов отдавал дань памяти о своей далекой родине, где, откроем маленький секрет, уже двадцать лет ничего о нем не ведая, обитала его законно венчанная супруга и прочие домочадцы). Году к восемьсот шестому, когда приплывший туда Резанов писал: «Благодарю Бога, что в самое малолюдство они (колоши. -А. Б.) не отважились сделать решительного покушения. Они боятся крепко г-на Баранова, и истинно одно имя его весь край в страхе держит».

Но это было позже, а пока что Ситху ждали серьезные несчастья — и от стихий, и от людей.

Летом 1799-го среди «партовщиков» (туземцев-промысловиков) разразилось нечто вроде эпидемии: за два часа в мучениях умерли сто пятнадцать человек, а чуть позже — еще двадцать. Оказалось, все они неосмотрительно наелись каких-то мелких ракушек, оказавшихся смертельно ядовитыми. Эти потери на несколько лет ослабили промыслы.

И если бы тем ограничилось… Наступала какая-то черная полоса!

Глава третья ОСКАЛЕННЫЕ БЕРЕГА

Но прежде чем рассказать о черных годах Русской Америки, следует, думается, коснуться тамошней «жизни вообще». Взглянуть, как она была организована, как трудились работники Компании.

Меньше всего мне хотелось бы, чтобы у читателя создался образ этакой идиллии: алеуты и индейцы с радостными лицами и народными песнями отправляются на работу, а добрые бледнолицые дяди их кормят от пуза и старательно цивилизуют…