Женщина в мире мужчин. Курс выживания - Картленд Барбара

В «Илиаде» Менелай угрожал убить неверную Елену, но она «обнажила холмы своих грудей и так очаровала его, что он раскаялся и отбросил свой меч прочь».

Ягодицы тоже считались красивыми, существовала даже знаменитая статуя Венеры – Афродита Прекрасных Ягодиц.

«Гречанки носили сандалии, а женщины Фив – красные туфли, зашнурованные, чтоб через шнуровку были видны голые ноги, женщины Танагры²⁰ носили обувь с красными подошвами и желтым верхом».

В позднеафинский период женская одежда стала более объемной, покрывающей тело от шеи до щиколоток, но материалом оставался все тот же четырехугольный кусок ткани, обернутый вокруг тела, подчеркивающий фигуру, но ничего не скрывающий и не изменяющий.

Рим, столь изобретательный в военных делах, смотрел на Грецию, признавая ее ведущую роль в культуре, и римлянки не сильно изменили моду Греции. Однако в Риме стали модными светлые волосы из-за британских рабынь, привезенных в столицу.

Римлянки были невысокими, черноволосыми, и Ювеналий, как и следовало ожидать, писал в своей острой сатирической манере:

• Лик каждый месяц обновить,
• Из мазей маску наложить
• Она не забывает.
• И вот такой ее любить
• Ночами мужу предлагает.
• А он, забыться торопясь,
• Целуя, липнет в эту мазь.
• Когда ж к любовнику она
• Вдруг соберется на свиданье,
• Из ванны выйдет вся стройна
• Не женщина, а чудное созданье:
• Прекрасны губы, словно персик аравийский,
• Благоухает кожа маслом,
• Прибывшим из земли индийской.

Римляне страстно любили чистоту; когда Римская империя пала, кое-что было потеряно для цивилизации – до появления в нашем веке американского культа ванны.

Римлянки держали специальную служанку, которая умасливала тела после купания, а косметические средства были весьма разнообразны.

Лукиан говорил о женщинах, использующих «целую аптеку из маленьких кувшинчиков, всякие флакончики со всякой мерзостью, сокровища для отбеливания зубов или для чернения бровей и ресниц», а Ювеналий описывал «ванны из молока ослицы, и Поппея, любовница Нерона, смешивала молоко с тестом, чтобы сделать маску на лицо».

Плиний сообщает, что «почти миллион в год уходило на дальний Восток для покупки ароматических средств и драгоценных камней для изысканного туалета римской матроны».

Соанские наряды, о которых ходили слухи, что они продаются на вес золота, были модными, потому что были прозрачными. Гораций пишет:

«Ничего не прикрыто! Вы можете видеть ее абсолютно нагой в ее соанской одежде и убедиться собственными глазами, что бедра у нее правильной формы, а ноги не кривые: вы можете смерить ее фигуру взглядом».

Лоллия Павлина²¹ носила наряд, усыпанный изумрудами и жемчугом, который стоил сорок миллионов сестерциев (около девяти миллионов долларов), а римские матроны золотили себе соски. До нас дошли легенды, что Мессалина продавала себя в одном из публичных домов «обнаженная и с позолоченными грудями».

По мере продвижения цивилизации на север, ненадежные наряды дохристианской моды вынуждены были отступить перед более основательной одеждой, предназначенной для защиты от холода. Однако нагота исчезла не потому, что стала просто неудобной.

Реакция христианского мира на римское язычество состояла в объявлении секса порочным. И за этот порок стали винить исключительно, женщину как источник сексуальных интересов мужчины, о чем уже упоминалось ранее.

Точно так же как женщина была вынуждена прикрывать свое тело отвратительными тяжелыми одеяниями, она была отрезана от остального мира своим мужем, или хозяином.

Ореол женщины больше не составляла ни царственная красота головки Нефертити, ни совершенство обнаженной Венеры, ни гибельная притягательность такой нимфоманки, как римская Поппея.

Идеальная женщина была одета просто, как Дева Мария, или в темные траурные тона скорбящей матери у креста.

Но желание женщины приукрашать себя платьем не могло долго подавляться. Тяжелые, неудобные платья оставались, но становились все ярче по расцветке и узорам.

Женский костюм за то время, что Европа прошла от «темных веков» до блеска Возрождения, стал чрезвычайно неудобным для носки из-за своего веса, и передвижение в нем требовало больших усилий. Обладательниц таких платьев можно было скорее считать выносливыми и богатыми, но никак не женственными.

Эти платья были символом, но не очарования их обладательницы, а социального положения ее отца или мужа.