Чаша Грааля и потомки Иисуса Христа - Гарднер Лоренс

Почему монахам потребовалось копать именно в данном месте, совершенно не ясно. И даже если они все-таки нашли кости, как было заявлено, то не было никаких оснований связывать находку с легендарным королем Артуром. Идентификационным признаком стала надпись на свинцовом кресте. Впрочем, понятная всем в средние века латынь в той же степени отличалась от латыни эпохи Артура, в какой современный английский язык отличается от языка времен Тюдоров.

Тем не менее, что бы там ни говорили, находка хорошо послужила монахам, и после успешной рекламной компании толпы паломников валом повалили в Гластонбери. За счет их пожертвований аббатству удалось существенно поправить свое финансовое положение, и монастырский комплекс был перестроен в строгом соответствии с намеченным планом. Что касается предполагаемых останков Артура и Гвиньевры, то они были уложены в два покрытых росписью сундука и помещены в отделанное черным мрамором углубление перед главным престолом.

Поскольку погребенные останки оказались сущим соблазном для множества верующих, монашеская братия решила извлечь еще большую выгоду из новооткрытой приманки для пилигримов. Если кости Артура вызвали такой интерес населения, то можно было не сомневаться в том, что останки одного или двух святых вызовут настоящий фурор. Поэтому святые отцы вновь взялись за лопаты, и (подумать только!) через некоторое время было объявлено о новых открытиях. Аббатство обрело не только кости св. Патрика и св. Гилдаса, но и останки архиепископа Дунстана, тело которого (как всем было известно) уже двести лет к тому времени покоилось в Кентерберийском кафедральном соборе!

Ко времени правления Генриха VIII, когда началась государственная кампания по закрытию монастырей, Гластонберийское аббатство могло похвастать не одним десятком священных реликвий. Среди них были нить из савана Богородицы, кусочек серебра из жезла Аарона и даже камень, который Иисус якобы отказался превратить в хлеб. С закрытием обители, однако, дни благоденствия монашеской братии закончились, а вышеупомянутые реликвии бесследно исчезли. С тех пор уже больше никто не видел мнимых останков Артура и Гвиньевры; все, что от них осталось, — знак, отмечающий место их прежнего захоронения. Тем не менее, для множества людей Гластонбери всегда будет ассоциироваться с Авалоном. Некоторые, правда, готовы поддержать мысль Гальфрида, связывавшего этот остров с Тинтагелем; а кто-то решительно «застолбил» участок на острове Бардси или Холи-Айленде. И все же, если не считать реально существующего городка с названием Авалон в Центральной Франции, совершенно ясно, что кельтское «царство теней» представляло собой мифический мир, предания о котором уходили корнями в доисторическое прошлое.

Если мистический остров и существовал в земной юдоли, то он был сродни загробному царству вечного блаженства, который протогаэльское племя фирболгов именовало Арунмором. Фирболги населяли современную ирландскую провинцию Коннахт за много веков до наступления христианской эры. В соответствии со своими религиозными воззрениями это древнее племя избрало в качестве убежища вечной обители своего короля Энгуса Мак-Мойра некий сверхъестественный остров. Туда, по преданию, перенеслись души воинов, погибших в легендарной битве при Маг Туреде. Волшебный остров, в соответствии с поверьями, располагался в море, где-то между Антримом и шотландским Эршером. Арунмору в этом отношении соответствовал остров Арран в Ирландском море, где, согласно древним кельтским легендам, обретался морской бог Мананнан.

МОРГАННА И ЦЕРКОВЬ

В «Истории бриттов» Гальфрида Монмутского фея Морганна была предводительницей святых сестер-покровительниц острова Авалон. Нечто подобное отмечал в своих трудах еще в I столетии географ Помпоний Мела, когда писал о девяти таинственных жрицах острова Сейн, принесших обет целомудрия. Мела рассказывал об их способности исцелять болезни и предсказывать будущее, и в этом отношении они очень напоминали Моргэн д'Акс — верховную жрицу кельтов, обладавшую целительским и пророческим даром. Церковь, разумеется, не могла мириться с тем, что такие качества приписывались женщине, и поэтому монахам-цистерцианцам надлежало создать вымышленный образ феи Морганны в «общедоступном цикле» романов на Артурову тему.

Цистерцианцев в этом отношении отождествляли с рыцарями Иерусалимского ордена тамплиеров, ибо тема Грааля родилась непосредственно в среде храмовников. И хотя все графы Эльзасские, Шампанские и Леонские, — с которыми узами родственных отношений были связаны такие писатели, как Кретьен де Труа, — были членами этого духовного союза, в сфере общественной жизни по-прежнему безраздельно царствовала католическая церковь. Для публикации печатных изданий в Европе следовало придерживаться определенных правил. Недаром Тридентский собор в 1545 году, не предоставивший женщинам права священнического и пастырского служения, предал роман «Пророчества Мерлина» анафеме и занес его в «Индекс запрещенных книг». В довершение всего, с середины XIII века Моргэн, наследная представительница династии и святая сестра Авалона, стала изображаться в виде злобной колдуньи Морганны. В английской поэме «Говэн и Зеленый Рыцарь» (написанной приблизительно в 1380 году) не кто иной, как завистливая Морганна, стараясь запугать более удачливую соперницу, превращает рыцаря Берсилака в Зеленого Великана.