Преступления страсти. Алчность - Арсеньева Елена

Но не успокоилась мадам Сен-Лоран, которая очень любила своего мужа. Она не верила в случайность его смерти, тем паче что из дома исчез лакей, прежде служивший мужу и принятый к нему после службы у казначея Лангедока, который тоже скоропостижно и необъяснимо скончался. Мадам Сен-Лоран не уставала говорить о странном совпадении в обществе, которое и без того вовсю обсуждало многочисленные смерти, которые вдруг начали случаться в Париже. А между тем к списку их прибавилась еще одна, совершенно невероятная.

Умер Сент-Круа! И случилось это самым поразительным образом.

После исчезновения Экзили он оставил за собой его лабораторию близ площади Мобер и там продолжал его опыты. Работал он в стеклянной маске, которая должна была предохранять его лицо от смертоносных испарений: ведь Сент-Круа искал именно такой яд, который должен убивать испарениями, однако самому пасть жертвой своего ремесла ему совершенно не хотелось. Но в ту минуту, когда он, склоняясь над печью, следил, как закипает новый смертоносный препарат, стеклянная маска от неистового жара лопнула — и Сент-Круа упал замертво. Итак, он все же создал страшный препарат… Другое дело, что и он унес тайну в могилу, как и его предшественники!

Шли часы. Жена Сент-Круа, обеспокоенная долгим отсутствием мужа, отправила за ним слугу, все того же неоценимого Лашоссе. Тот обнаружил своего господина мертвым и понял причину его смерти. Он только и мог, что спрятал осколки маски, но уничтожить всего прочего не успел: другие слуги случайно увидели мертвого Сент-Круа и вызвали полицию. Явился некий комиссар Пикар и приказал опечатать комнату вместе со всем, что там находилось.

Лашоссе начал было протестовать, уверяя, что в комнате находилась принадлежащая ему шкатулка: там-де хранились его собственные деньги и он требует эти деньги вернуть. Однако ему ответили, что сначала произойдет следствие, а деньги никуда не денутся. Лашоссе очень в этом сомневался, хотя делать было нечего: все бумаги и вещи Сент-Круа стали достоянием полиции.

Он немедля сообщил о случившемся маркизе де Бренвилье, которая все еще пребывала в столь же глубоком, сколь и притворном трауре и жила затворницей в провинции. Мари-Мадлен в ужасе примчалась в Париж. Причиной такой поспешности была не только скорбь, но и забота о содержимом все той же шкатулки Сент-Круа. Дело в том, что там хранилось некое обязательство маркизы — выплатить Сент-Круа тридцать тысяч ливров. Ну да, отношения между пылкими любовниками были в денежном отношении строго регламентированы. Сент-Круа полагал, что страсть страстью, а табачок все же врозь, и взял с маркизы расписку в том. Потом получил деньги, а расписку вернуть забыл… Мари-Мадлен понимала, что сама по себе несчастная бумажонка уже представляет для нее огромную угрозу.

И она, мадам де Бренвилье, эта холодная и расчетливая особа, потеряла голову. Компьютер дал сбой! Маркиза ринулась к комиссару Пикару и предложила ему взятку за шкатулку — там-де хранятся ее личные, тайные бумаги, которые могут подорвать ее репутацию. Комиссар денег не взял и вежливо ответил, что если бумаги и в самом деле принадлежат маркизе, то они будут ей возвращены после окончания следствия, ну а ее дамские тайны таковыми и останутся, это он ей может обещать как истинный рыцарь.

Однако вовсе не о сохранении каких-то там «дамских тайн» беспокоилась маркиза! На свою репутацию добродетельной дамы ей было наплевать — она испугалась за свою жизнь, а потому снова ринулась прочь из Парижа и укрылась в самом надежном месте, какое только могла отыскать: в монастыре в Льеже. Там настоятельницей была ее сестра, обожавшая Мари-Мадлен и готовая сделать все ради нее. Под ее покровительством мадам де Бренвилье могла чувствовать себя в полной безопасности, тем паче что в те времена светская власть не имела никакой возможности вторгаться на территорию, где господствовала власть церковная. Монастыри обладали полной, как мы бы теперь сказали, экстерриториальностью, и Мари-Мадлен перевела дух, решив, что спасена.

Между тем события разворачивались следующим образом.

Шкатулку Сент-Круа вскрыли в присутствии комиссара и прочих официальных лиц. И первым делом нашли в ней некий свиток, на котором значилось — «Моя исповедь». О, сколь деликатные люди жили во Франции в те времена, сколь высоко почитались ими законы рыцарства! Существовало такое понятие, как тайна исповеди… Сент-Круа еще не подозревали ни в чем дурном, а потому свиток был деликатно брошен в огонь немедленно. Можно себе представить, сколько потрясающих признаний сгорело, от скольких хлопот были бы избавлены судебные дознаватели, прикажи комиссар Пикар прочесть признания Сент-Круа!

Между прочим, о своем поступке стыдливые присутствующие пожалели уже через несколько минут, когда обнаружили среди вещей покойного еще одну шкатулку. При виде ее Пикар немедленно вспомнил обеспокоенную, вернее, перепуганную маркизу де Бревилье — и приказал открыть шкатулку как можно скорей.

Что же оказалось там? Прежде всего лист бумаги, озаглавленный «Мое завещание» и содержащий текст следующего содержания:

«Покорнейше умоляю тех, к кому попадет эта шкатулка, оказать мне одолжение и передать ее в собственные руки маркизе де Бренвилье, проживающей на улице Неф-Сент-Поль, поскольку все, что находится в шкатулке, имеет отношение только к ней и принадлежит ей одной, да к тому же содержимое никому не может принести никакой пользы, а равно и корысти; в случае же, если маркиза умрет раньше меня, прошу сжечь шкатулку со всем содержимым, ничего не открывая и не перебирая. А чтобы потом не было ссылок на неведение, клянусь Господом, которого безмерно чту, и всем святым в мире, что все сказанное здесь — истинная правда. В случае же, если мое желание, всецело законное и здравое, не будет выполнено, пусть так поступившим будет стыдно передо мной и на том, и на этом свете, и торжественно заявляю, что такова моя воля.

Составлено в Париже пополудни 25 дня мая месяца 1672 года. Подписано де Сент-Круа».

«Ага, — подумал было Пикар, — вот они, те самые дамские секреты маркизы де Бренвилье. Любовная история, конечно…»

Впрочем, он тут же усомнился в правильности своей догадки, потому что под листком с завещанием обнаружился пакет с надписью: «Предназначен г-ну Пенотье, каковой и надо ему отдать».

Ну, поскольку предположить, что Сент-Круа состоял также в любовной связи с Пенотье, было трудно, комиссар Пикар насторожился. Недавний взлет Пенотье по служебной лестнице и слухи, ходившие в связи с ним, вспомнились ему — и он принялся куда более внимательно знакомиться с содержимым шкатулки, составляя опись и непрестанно жалея, что бросил в огонь исповедь Сент-Круа.