Виконт де Бражелон, или Десять лет спустя. Книга 1 - Дюма Александр

— Ах, — прошептал Мазарини, обращая на нее мутный взгляд, — вот услуга! Я ни на минуту не забуду ее в те немногие часы, которые мне остается прожить!

— Надо признаться, что эта услуга стоила мне большого труда.

— Ах, проклятие! Я думаю!

— Что с вами?

— Горю! Горю!

— Вы очень мучаетесь?

— Как в аду!

Кольбер готов был провалиться сквозь землю.

— Вы думаете, — спросил Мазарини у королевы, — вы думаете, что его величество… — он остановился на секунду, — что его величество придет поблагодарить меня?

— Да, — ответила королева.

Мазарини пронзил Кольбера огненным взглядом.

В эту минуту доложили о появлении короля в передних, полных посетителей. Кольбер воспользовался суматохой и исчез в проходе за кроватью кардинала. Анна Австрийская стоя ждала сына. Людовик XIV, войдя в дверь, устремил глаза на умирающего. Кардинал не пожелал даже повернуться к королю, от которого он уже ничего не ожидал.

Камердинер придвинул кресло к кровати. Людовик XIV поклонился королеве, кардиналу и сел. Королева тоже села.

Король оглянулся. Камердинер понял его взгляд и подал знак придворным, которые тотчас удалились. В спальне воцарилась тишина. Молодой король, всегда робевший перед тем, кто был его учителем в юности, чувствовал еще больше почтения к нему в торжественную минуту смерти. Поэтому он не решался начать разговор сам, сознавая, что теперь каждое слово должно иметь особенное значение, не только для этого, но и для потустороннего мира.

Кардинала в это время мучила только одна мысль — о дарственной. Причиной его истерзанного вида и угрюмого взгляда были не страдания, а томительное ожидание: вот сейчас король поблагодарит его и убьет сразу всякую надежду на возвращение денег.

Мазарини первый нарушил молчание.

— Ваше величество тоже переехали в Венсен? — спросил он.

Король кивнул головой.

— Вы оказали лестную милость умирающему, — продолжал Мазарини, — я умру спокойнее.

— Надеюсь, — отвечал король, — что я пришел не к умирающему, а к больному, который может выздороветь.

Мазарини покачал головой.

— Последнее посещение, — сказал он, — да, последнее!

— Если бы это было так, — отвечал король, — я пришел бы в последний раз попросить совета у руководителя, которому я всем обязан.

Анна Австрийская была женщиной: она не могла сдержать слез. Людовик тоже казался растроганным, но более всех был взволнован Мазарини, хотя совсем по иной причине. Наступило молчание. Королева отерла слезы. Король успокоился.

Мазарини пожирал короля глазами, чувствуя, что наступает решительная минута.

— Я говорил, — продолжал король, — что многим обязан вашему преосвященству. Главная цель моего посещения, господин кардинал, — поблагодарить вас от души за последнее доказательство дружбы, которое я получил.

Щеки кардинала ввалились, рот раскрылся, и он едва сдержал такой тяжелый вздох, какого не издавал за всю жизнь.

— Ваше величество, — сказал он, — я всего лишу мое бедное семейство, разорю всех моих родственников. Это мне вменят в вину, но зато никто не скажет, что я отказался пожертвовать всем ради моего короля.

Анна Австрийская опять заплакала.

— Любезный кардинал, — возразил король с такою серьезностью, какой, при его молодости, нельзя было от него ожидать. — Мне кажется, вы плохо поняли меня.

Мазарини приподнялся на локте.

— Никто не собирается разорять ваше семейство и обирать ваших родственников… Нет, этого никогда не будет!

«Король расчувствуется и станет щедрым, — подумала королева. — Мы не дадим ему отступить; подобный удачный случай никогда более не представится».

Мазарини подумал: «О, он, верно, возвратит мне какие-нибудь крохи из этих миллионов; постараемся вырвать у него кусок побольше».

— Ваше величество, — сказал он вслух, — семейство у меня большое, и племянницы мои подвергнутся лишениям, когда меня не будет на свете.

— О, не беспокойтесь, — поспешно возразила королева, — не беспокойтесь о своем семействе. Самыми драгоценными нашими друзьями будут ваши друзья. Племянницы ваши будут моими дочерьми, сестрами короля; он осыплет милостями всех тех, кого вы любите.

«Слова!» — подумал Мазарини, знавший лучше всех, чего стоят обещания королей.

Людовик угадал мысль умирающего.