Когда король губит Францию - Дрюон Морис

А тем временем Карл Наваррский преспокойно собирал свои войска, а его зять, граф де Фуа, по имени Феб... Как-нибудь при случае я вам расскажу о нем, это не просто какой-то захудалый сеньор... Так вот, Карл немножечко погромил графство Арманьяк, просто так, лишь бы навредить королю Франции. Дождавшись лета, чтобы пуститься в морское путешествие без особого риска, в один прекрасный августовский день наш юный Карл высаживается в Шербуре вместе с двумя тысячами своих людей.

Король Иоанн II совсем обомлел, узнав об этом, а одновременно и о том, что принц Уэльский, который в апреле того же года сделался принцем Аквитанским и наместником английского короля в Гиени, погрузив на свои суда пять тысяч ратных людей, на всех парусах мчится к Бордо. Правда, еще надо было дождаться попутного ветра. Ну и хорошие осведомители были у короля Иоанна! Мы в Авиньоне видели, как на море готовится великолепная перекрестная операция, чтобы зажать Францию в тиски. Объявили даже, что вот-вот прибудет сам король Эдуард, который к этому времени должен был уже подойти к Джерси, если бы разыгравшаяся буря не прибила его опять к Портсмуту. Так что можно смело сказать, что Францию в прошлом году спас ветер.

Так как биться на три фронта король Иоанн не мог, он предпочел не биться ни на одном. И снова понесся в Кан, но на сей раз подписывать соглашение. С собой он прихватил двух своих бурбонских кузенов – Пьера и Жака, а также Робера де Лорриса, который снова успел войти в милость, как я вам уже об этом докладывал. Но Карл Наваррский в Кан не явился. Вместо себя он послал мессиров де Лора и де Куйарвиля, своих сеньоров, и поручил им вести переговоры. Королю Иоанну пришлось удалиться и оставить вместо себя Бурбонов, которым он наказал лишь одно – как можно быстрее прийти к полюбовной сделке. Соглашение было заключено 10 сентября в Валони. В этом соглашении Карлу Наваррскому отходило все то, что было дано ему по Мантскому соглашению, и даже чуточку сверх того.

А две недели спустя в Лувре снова состоялась торжественная церемония примирения тестя с зятем, разумеется, в присутствии обеих вдовствующих королев, мадам Жанны и мадам Бланки... «Сир, кузен мой, перед вами наш племянник и брат, за которого просим мы во имя любви вашей к нам...» И вновь широко открываются объятия, и снова примирившиеся лобызают друг друга в щеку, еле удерживаясь, чтобы не вцепиться в нее зубами, и снова клянутся, что все прощено и впредь обоих свяжет честная дружба...

Ах да, я совсем забыл сказать вам еще одну вещь, а она имеет немаловажное значение. В число лиц, составлявших почетную свиту короля Наваррского, король Иоанн включил и своего сына, дофина Карла, которого загодя назначил главным наместником Нормандии. От Водрея на Эре, где кузены пробыли четыре дня, путь на Париж они держали вместе. Впервые в жизни они так тесно общались, скакали так долго рядом, так задушевно беседовали в часы дорожного безделья, обедали за одним столом и спали бок о бок. Его высочество дофин был полной противоположностью Карлу Наваррскому: первый долговязый, второй коротышка; первый медлительный, а второй живчик; первый молчальник, а второй болтун. И первый, кроме того, на целых шесть лет моложе второго и во многих отношениях почти ребенок. К тому же дофин страдал недугом, вернее сказать, был полукалекой: стоило ему поднять какой-нибудь даже не слишком тяжелый предмет или крепко сжать пальцы в кулак, как правая рука его тут же распухала и становилась ярко-фиолетовой. Родители зачали его в слишком юном возрасте, и к тому же оба только-только оправившись от болезни, что и сказалось на ребенке.

Но не делайте из моих слов поспешных заключений, хотя многие, начиная с самого короля Иоанна, считают, что дофин дурачок какой-то и что будет он плохим правителем. Я тщательно изучил его гороскоп... Помню, как сейчас, было это 21 января 1338 года. Солнце еще находилось в созвездии Козерога, прежде чем войти в созвездие Водолея... А рожденные под знаком Козерога рано или поздно восторжествуют, если только они к тому же наделены разумом. Озимые посевы всходят медленно... Я лично готов скорее ставить на этого принца, чем на всех прочих, тех, кто наделен привлекательной внешностью. Если он сумеет избежать великих опасностей, которые угрожают ему в юности,– а он их уже избежал, правда, самое худшее еще впереди,– он сумеет еще показать себя настоящим правителем. Но надо признаться, что внешность не располагает к нему людские сердца...

Ох, смотрите, ветер совсем разбушевался, да и ливень начался. Будьте добры, Аршамбо, опустите еще и те шелковые занавески. Лучше болтать в темноте, чем мокнуть при свете. И нынче вечером непременно скажите Брюне, чтобы он накрыл мои носилки вощеной тканью поверх этих расписных тканей. Знаю, лошадям будет тяжелее. Ну ничего, станем чаще их менять...

Да, скажу вам, я без труда представляю себе, как его высочество Наваррский во время пути из Водрея в Париж – а Водрей расположен в самом, пожалуй, красивом уголке Нормандии, и король Иоанн пожелал превратить его в одну из своих резиденций: по слухам, там возвели нечто великолепное, сам-то я не видел, но знаю, что казне это обошлось недешево: стены сплошь расписаны золотом,– воображаю, как его высочество Карл Наваррский с его велеречивостью и величайшей способностью легко заводить себе друзей, как старался он очаровать Карла Французского. Молодость охотно берет себе образец для подражания. И как притягателен был для дофина этот дорожный спутник старше его на шесть лет, притом столь обаятельный юноша, который объездил чуть ли не всю Францию, столько навидался, столько натворил, разболтал ему кучу секретов и так забавно высмеивал королевский двор... «Ваш батюшка, наш король, очевидно, изображал меня вам совсем не таким, каков я есть на самом деле... Будем же союзниками, будем друзьями, будем по-настоящему братьями; ведь мы действительно с вами братья...» И дофин, которому было лестно, что его кузен такой искушенный, несмотря на юные свои годы, уже правивший королевством, и притом такой приятный в обращении, не устоял и без труда был покорен Наваррским.

Их близость в дальнейшем сыграла свою пагубную роль и стала впоследствии причиной многих бед и распрей.

Но если не ошибаюсь, моя свита строится. Откиньте чуточку занавеску... Ага, уже видно предместье. Значит, въезжаем в Шатору. Не думаю, чтобы здесь нас встречали толпы народа. Надо быть слишком уж заядлым христианином или слишком заядлым зевакой, чтобы мокнуть в этой жиже, лишь бы поглазеть на носилки кардинала.

Дороги в Берри издавна считались чуть ли не самыми скверными во всей Франции. И видно, война их не улучшила. Эй, Брюне, Ла Рю! Ради всего святого, велите остановить наш поезд. Я отлично понимаю, что всем не терпится поскорее добраться до Буржа. Но все-таки это еще не причина, чтобы меня, как зернышко перца, размололо на куски в этом ящике. Остановите, остановите совсем! А главное, остановите головных. Вот так, хорошо... Нет, лошади мои здесь ни при чем. А при чем вы все, потому что несетесь во весь опор, скачете, словно вам подложили под седло пучок горящей пакли... А теперь сделайте милость, можете пустить лошадей, но только смотрите, чтобы меня везли шагом, как и подобает везти кардинала. А иначе я заставлю вас засыпать впереди дорожные ухабы.