Родная душа: Рассказы о собаках - Абрамов Петр

Я позвонила кинологам:

— Там такая сучонка… Честное слово, ребята, была бы сейчас в Москве — за себя не поручилась бы!

Мне ответили:

— И очень хорошо, что ты сейчас не в Москве. Меньше глупостей натворишь.

Я всё-таки скачала фотографию с сайта и отправила им её «мылом». Буквально через полчаса раздался звонок:

— Скорее предупреди заводчика, чтобы не отдавал никому, завтра же едем девочку забирать!..

Так в моей жизни появилась Кирюшка. Родная, кстати, племянница покойного малыша, дитя его старшего брата.

Судьбе было угодно, чтобы к ней вскоре привязалась та же инфекция, что унесла Урушку. Видно, у нас в Питере обитает какой-то особый штамм, против которого московская прививка оказывается бессильна. Я успела понять смысл выражения «на чёрном небе горело чёрное солнце», но Кирюшка выкарабкалась. Её квалифицированно и самоотверженно спас тот самый врач, из-за ошибки которого я потеряла Урушку.

Недавно ей исполнился год.

С «дедушкой» Чейзом они живут душа в душу. Играют, смешно и очень красиво «дерутся», сообща добродушно валяют в пыли соседского кобелька — жутко выставочного крошку цвергшнауцера. Сопровождают меня в дальних лесных походах и никогда не ссорятся из-за куска. Если у Кирюшки возникает затруднение с освоением нового упражнения, я вывожу старика — и буквально через несколько минут проблема бывает исчерпана. Юная азиатка с упоением апортирует резиновый мячик, улетающий по дачной улице метров на пятьдесят, весело одолевает спортивные снаряды, проползает сквозь железную бочку, ходит по следу, разучивает общий курс дрессировки…

Когда она даёт мне лапу, я пожимаю когтистую тёплую пятерню и помимо воли вспоминаю, как холодели лапки умирающего Урушки. Наверное, его призрак будет следовать за мной до конца моих дней. А может, он ещё вернётся ко мне в каком-нибудь ином воплощении?…

И всё-таки завершить этот рассказ я хочу эпизодом, случившимся в один из первых дней Кирюшкиной жизни у нас. Она только-только осваивалась в городской обстановке, привыкала к ошейнику и поводку, к лязгающим трамваям и вонючим автомобилям на улице и едва успела уяснить для себя, что лифт — это вовсе не страшное чудовище, питающееся маленькими азиатиками.

Мы возвращались с поздней прогулки. Войдя в парадное, я отстегнула оба поводка и вызвала лифт. Мы уже загрузились в него, когда Кирюшка, ещё не угомонившаяся после уличной беготни, вдруг пребольно хватанула «деда» за короткий обрубок хвоста. Оскорблённый старик с рёвом крутанулся в узкой кабинке, едва не свалив меня с ног, а перепуганная малявка, сообразив, что может схлопотать на орехи, вылетела обратно на площадку.

Дверцы лифта начали закрываться, я придержала их рукой и стала звать:

— Кирюш, иди сюда, поехали! Кирюшка!

Но она переминалась с лапы на лапу, виляла хвостиком и не решалась войти. А вдруг «дедушка» ещё сердится, вдруг он решит её наказать?…

Чейз смотрел на это, смотрел… Потом деликатно отодвинул меня в сторонку и тоже вышел наружу. Наподдал Кирюшке мордой и литым плечом, загоняя в кабину, и только тогда зашёл сам. Я нажала кнопку, и лифт понёс нас наверх.

Училась я тогда в шестом классе и была большой энтузиасткой служебного собаководства. Ну а сочетание «служебная собака» в те времена автоматически означало немецкую овчарку. И, понятно, я мечтала завести непременно овчарку!

Вот только ста рублей на породистого щенка у нас с мамой не имелось. И в обозримом будущем не предвиделось. Поэтому у нас всегда были дворняжки.

Я долго обрабатывала маму, внушая ей, что хочу стать кинологом и всю жизнь заниматься дрессировкой служебных собак… И видимо, наконец убедила её в серьёзности своих намерений. Она позволила мне взять щенка-овчарёнка, и буквально тут же подвернулся случай, позволивший обойти неразрешимую финансовую проблему.

…Зонарно-серая Пальма, его мамка, была откровенной дворняжкой. Вислоухой, с хвостом-баранкой. Предполагаемый папаша, Пират, был такой же масти. И тоже породностью не блистал. Пальма обитала во дворе предприятия рядом с моей школой. У неё даже был там не то чтобы вольер, так, загончик из сетки. Она считалась охранницей. Мои старшие подружки подкармливали её, делились бутербродами. Они-то и сообщили мне, что у Пальмы родились щенки.

— Пять штук серых, а один — настоящая овчарка! Чёрно-подпалая!..

Я схватила на кухне несколько варёных яиц — чуть ли не всё съестное, имевшееся у нас в доме, — и, запасшись таким образом угощением для Пальмы, отправилась с девчонками за щенком. Пальма встретила нас, виляя хвостом. Моих подружек она знала, и на радостях мне показалось, что меня она приняла тоже. Я проникла в загончик, подошла к щенкам и увидела, что один из них, этакий бутуз, действительно был вылитым овчарёнком. Я уже хотела взять его из гнезда…