Кони, кони… - Маккарти Кормак

Джон Грейди взял у него веревочный повод, а Ролинс присел на корточки, отвязал нижние веревки от недоуздка и прикрепил их к путам передних ног. Затем они стащили недоуздок, Джон Грейди взял уздечку и осторожно надел ее на голову коню, приладил мундштук и нахрапник. Затем собрал поводья, перебросил их через голову жеребца, кивнул Ролинсу, который снова присел, развязал путы, убрал нижние веревки, после чего отошел в сторону.

Джон Грейди вставил ногу в стремя, прижался к жеребцу, что-то сказал ему, потом одним ловким движением оказался в седле.

Какое-то время жеребец стоял неподвижно. Потом выбросил заднюю ногу, словно желая проверить, не изменился ли воздух, пока он вынужденно бездействовал, и опять застыл. Затем резко скакнул вбок, изогнулся и ударил воздух обеими задними ногами раз, другой и снова замер, шумно фыркая. Джон Грейди слегка коснулся его боков каблуками, и жеребец послушно пошел вперед. Наездник пустил в ход поводья, и жеребец повернул. Ролинс с отвращением сплюнул. Джон Грейди снова повернул жеребца и возвратил на то место, откуда начал проезд.

Что за чертовщина. Неужели почтеннейшая публика платила за это денежки, дивился Ролинс.

До темноты Джон Грейди проверил в езде одиннадцать из шестнадцати жеребцов, и не все оказались столь покладистыми. За оградой уже горел костер. Там собралось около сотни зрителей, причем многие пришли из поселка Ла-Вега, расположенного в шести милях от усадьбы, а кое-кто проделал еще более долгий путь. Последнюю пятерку Джон Грейди объезжал уже при свете этого костра. Кони вставали на дыбы, лягались, изгибались, и глаза их сверкали красным. Когда коней отвели в загон, большинство из них застыло у ограды. Другие осторожно прохаживались туда-сюда, стараясь не наступать на волочившиеся по земле недоуздки, чтобы не причинять боли и так сильно пострадавшим носам, которыми они время от времени поводили с немалым изяществом. Неистовая, необузданная орава мустангов, которая утром лихо кружила по загону, перестала существовать, и теперь кони перекликались в темноте негромким ржанием, словно проверяя, не пропал ли кто-то из их компании и не приключилось ли с кем-то какой-нибудь беды.

Когда Джон Грейди и Ролинс отправились в барак, костер горел все так же ярко. Кто-то принес гитару, кто-то достал губную гармошку. Пока они пробирались сквозь толпу, трое незнакомых мексиканцев протянули им бутылки с мескалем, предлагая угоститься.

На кухне не было ни души. Наложив в тарелки еды, они сели за стол. Ролинс пристально смотрел на Джона Грейди. Тот работал челюстями так, словно их ему недавно вставили. Сидел он, чуть покачиваясь.

Устал, спросил его Ролинс.

Нет. Устал я часов пять назад…

Тогда не пей больше кофе. А то не заснешь.

Когда на рассвете они подходили к загону, костер все еще дымился, и возле него лежало четверо или пятеро мексиканцев, кто-то завернувшись в одеяло, кто-то просто так, на голой земле. Когда Джон Грейди стал открывать ворота, все лошади разом повернулись в их сторону.

Помнишь, какие они были, спросил Ролинс.

Как не помнить! Да и ты, наверное, не забыл, как гонял твой мышастый приятель.

Не забыл. Вот сукин сын…

Когда Джон Грейди подошел к мышастому с мешком в руках, жеребец повернулся и стал уходить тротом. Джон Грейди прошел за ним по ограде, потом поднял волочившуюся веревку, развернул жеребца, и тот остановился, дрожа всем телом. Джон Грейди подошел к нему и заговорил, поглаживая мешковиной. Ролинс пошел за потниками, седлом и уздечкой.

К десяти вечера Джон Грейди успел объездить весь табун из шестнадцати голов, а Ролинс сделал то же самое по второму разу. Точно так же они действовали во вторник и в среду. Они начинали на рассвете, еще до восхода. Джон Грейди, сев на первого жеребца, подъехал к воротам.

Открывай, сказал он Ролинсу.

Погоди, я заседлаю коня для подстраховки.

Некогда.

Если этот сукин сын сбросит тебя в кактусы, у тебя появится много свободного времени, приятель.

Тогда, получается, мне нет резона вылетать из седла.

Ну дай я заседлаю еще одну лошадку.

Делай как знаешь.

Джон Грейди выехал из загона, держа за поводья лошадь Ролинса. Тот закрыл ворота, сел в седло. Они ехали рядом. Необученные лошади нервничали.

Слепые ведут слепых, заметил Джон Грейди.

Точно. У папаши работал старый Бифштекс Уоттс. Все ворчали, что у него, дескать, плохо пахнет изо рта. А он отвечал, что дурное дыхание – полбеды. Xуже, когда человек уже не дышит.