Красное колесо. Узел II. Октябрь Шестнадцатого - Солженицын Александр Исаевич

Начал – так вытягивай. (Верочка смотрела с тревогой).

– У нас на фронте к Земгору… – (как бы это им поаккуратнее?) -… отношение и такое и сякое. Делают немало, да… Хотя и странно, что, например, санитарное дело поручается любителям, не входящим в строенье частей. Делают немало, но и… штаты же велики, уж слишком. И все должности заняты почему-то не стариками, не инвалидами, а военнообязанными. Большей частью – молодыми интеллигентами… Дезертиры – у них санитарами… – Уже чувствовал слитное осуждение себе.

– Но ведь делают же – какое дело! – вырвалась старшая дама, первою изо всех. – Работают – для победы!

Ещё не возражали – ещё только напряжённо-неодобрительно замолчали, – а Воротынцев ощутил, что краснеет. Оказывается, вот что: совсем не просто среди них говорить. Послушаешь – так легко всем болтается, а начнёшь сам – почему, при ясности мысли, выглядишь смешным?

– И банный поезд – ещё не самое дальнее, а то – рытьё колодцев в пятнадцати верстах от передовой линии, или осушка болот, – могло бы и конца войны подождать… Удовлетворяют уже не действительные потребности армии, а придуманные. И раненых содержат неправильно. – Но под силой осуждающего давления: – Я сам как раз не считаю, что…

Солгал, скривил, отступил – да почему ж не получается? Моё мнение! именно я так думаю! Почему такая мямля, мысли не складываются, и краска на лице, позор! Какая-то тугая препятственная атмосфера. На генералов шёл – не боялся. Потому что там шёл – революционно. А здесь боязно: реакционно, самое уничтожительное.

Толкнулось – передать им рассказ Жербера, как подделывали знаки на снарядных ящиках, – но это никак! никак невозможно было бы тут объявить: и не поверят, и обрушатся!

Минервин поднял вещий палец:

– Но вы упускаете моральный фактор! В прошлом году, во время “великого отхода”, во время народного отчаяния, – общественные силы загорелись священным огнём – и вдохнули его в ряды поколебленной армии.

За армию Воротынцев обиделся. И – резче:

– Ничего они в нас не вдохнули. И предпочтительней – не вдохновлять, а…

Пятьдесят лет вы жаждали идти в народ, вот и идите в народ. Народ – это пехота.

Но – не выговорилось. А:

– Хоть хаоса бы в работе не создавать. Нельзя же вести военное снабжение по трём системам сразу.

Не так, не так! – взволновались. Полковник не понимает и ловится на удочку правительственной агитации. Дело в том, что тупое правительство ведёт против Земгорсоюза травлю, обвиняет в пропаганде среди войск, даже в шпионаже, а потому велено нижним чинам не общаться с деятелями Земгора. И назначаются соглядатаи – в чайные Земгора, в питательные пункты, парикмахерские…

Эти чайные – как раз и первые разносчики всяких сплетен и революционных подзуживаний. Но уж – не возражал.

…Фу, тьфу, мерзкое шпионское само правительство! Вон, Андрей Иваныч сейчас вернётся, скажет: они и в холерные отряды не утверждали санитарных врачей – в Девятьсот Пятом арестовывали “холерный персонал”, подозревая, что из-за них громят усадьбы. Не так им страшна эпидемия, как революция!

И Воротынцев – не возражал дальше. Да и что он там помнил о Пятом годе? – он в него не вникал. Отступил, смолк. Не потому, что не прав, а – реакционно… Да, приходят такие бумаги в дивизии: офицерам – следить за земгоровцами, ибо они ведут подрывную пропаганду и готовят революцию. Так – и ведут! И отчего ж бы им не вести? Устроились, привыкли, почувствовали себя в безопасности – и отчего ж им не накинуться на солдатские мозги? А правительству – почему ж запрещено отстаивать свою армию? Неприкосновенность личности – хорошо, но как с неприкосновенностью отечества? И что-нибудь подобное было и в тех холерных отрядах: как же в кипении революции самоуверенным полуобразованным фельдшерам – не поддать огоньку?

А вот сказать – неловко. Презирал себя. Хотелось уйти поскорее, что ли.

А общество – такое малое, но такое динамичное, разочарованно убедясь в сомнительности и этого полковника, – да и чего хотеть от законопослушной монархической императорской армии? – перекатило через него гремливым своим потоком:

– Вместо побед – издевательским “даром” суют нам “право” врезать императорский штандарт в национальные флаги!

– Единение царя с народом! – чувства юмора никакого!

– А краснорожую полицию, небось, на войну не посылают.