По воле судьбы - Маккалоу Колин

Итак, наступил новый год, а Цезарь все еще оставался в Длинноволосой Галлии. Целый ряд неотложных забот не давал ему перейти Альпы, чтобы следить за римскими событиями из Равенны. Два враждебных Цезарю консула — Сервий Сульпиций Руф и Марк Клавдий Марцелл — вступили в должность, и это не сулило ничего хорошего. Впрочем, немного утешало то, что четверо из десяти новых плебейских трибунов пообещали отстаивать его интересы. По крайней мере, они взяли деньги. Зато Марк Марцелл, младший консул, уже поговаривал, что он намерен лишить Цезаря полномочий, провинций и армии, хотя согласно закону, который провел Гай Требоний и по которому Цезарь получил второй пятилетний срок губернаторства, до марта следующего года запрещалось даже обсуждать этот вопрос. То есть Цезарь в конституционном порядке имел пятнадцать месяцев форы. Но похоже, конституционность существовала лишь для мелкой рыбешки. Boni плевали на все, метя в такую мишень.

Методично разделываясь с чередой неприятностей, омрачавших сейчас его жизнь, Цезарь не имел возможности сделать даже то, что должен был сделать. А именно пригласить в Бибракте надежных людей, таких, например, как Бальб или плебейский трибун Гай Вибий Панса, сесть с ними за стол и лично проинструктировать их. Способы выправить ситуацию у него имелись, но разговор о них мог идти только с глазу на глаз. Помпей, обласканный boni и получивший в жены очередную аристократку, ликует. Но он уже не у дел, а новый консул Сервий Сульпиций весьма осторожный boni, в отличие от несдержанного и вспыльчивого Марцелла.

Однако вместо того, чтобы вступать в политические интриги, Цезарь отправился покорять битуригов, ограничившись письмом в Сенат. В свете его ошеломляющих успехов в Галлиях, написал он почтенным отцам, ему кажется справедливым и правильным, если к нему отнесутся так же, как и к Помпею. Ведь выборы того в консулы без коллеги были проведены в обход всех принятых правил, ибо он в тот момент являлся губернатором обеих Испании. Но ему все же позволили сделаться консулом, невзирая на губернаторский пост, занимаемый им и по сей день. Поэтому не соблаговолят ли почтенные отцы, принимая во внимание этот случай, продлить срок губернаторства Цезаря в Галлиях и Иллирии, пока он не станет в свою очередь консулом? Что разрешено Помпею, должно быть разрешено и Цезарю. В письме не упоминалось, как, собственно, Цезарь собирается обойти закон Помпея относительно того, что кандидаты в консулы должны регистрировать свою кандидатуру в самом Риме. Молчание Цезаря на этот счет непреложно свидетельствовало о его уверенности, что этот закон к нему неприменим.

Минимум три рыночных интервала должны были пройти с момента отправки послания до того времени, когда мог прийти ответ на него. И Цезарь заполнил паузу тем, что принялся деятельно вынуждать галлов просить у Рима пощады. Его кампания представляла собою серию форсированных маршей. Он жег, убивал, грабил, обращал в рабство, молниеносно перемещаясь от поселения к поселению. Сегодня он здесь, завтра — в полусотне миль от разоренной деревни, опережая предупредительный крик. Он уже хорошо понимал, что Длинноволосая Галлия отнюдь не сочла себя побежденной. Всюду предпринимались попытки с помощью череды мелких восстаний навязать Цезарю роль человека, вынужденного гасить десять пожаров в десяти разных местах. Но любое восстание против Рима предполагает убийства хоть каких-нибудь римлян, а тех — увы! — под рукой не имелось. Заготовкой продуктов для легионов занимались отныне сами же легионы на марше.

Цезарь поочередно подчинил себе несколько сильных племен, начав с битуригов, весьма недовольных отправкой их вождя в Рим для принудительного участия в триумфальном шествии. Он двинул на них всего два легиона: тринадцатый — за несчастливый номер, и пятнадцатый, состоящий из новобранцев. Этот легион с неких пор стал его кадровой базой. Рекрутов обучали, по возможности закаляли, а потом распределяли по другим легионам, когда появлялась нужда. Сегодняшний пятнадцатый был сформирован на основании прошлогоднего закона Помпея, согласно которому в армию в случае надобности мог рекрутироваться любой римский гражданин в возрасте от семнадцати до сорока лет. Закон оказался удобным для Цезаря, который теперь набирал добровольцев без оглядки на Сенат, недовольный ростом численности его войска.

На пятый день февраля Цезарь возвратился в Бибракте. Земли битуригов лежали в руинах, большинство мужчин племени были мертвы, а женщины и дети согнаны в резервации. В Бибракте его ожидала депеша Сената — ответ на посланное недавно письмо. Он, конечно, не очень надеялся на положительный отклик, но в душе все-таки верил, что разум восторжествует. Отказать ему было бы верхом безрассудства со стороны почтенных отцов.