Красное колесо. Узел II. Октябрь Шестнадцатого - Солженицын Александр Исаевич

Заводские корпуса, темно-кирпичные, как они видятся поверх высоких кирпичных оград.

Те неуютные здания, где мы не бываем, культурные люди, там делать нам нечего.

А – есть они. Высятся. Тянутся.

Неясный шум.

Ниже.

= Из проходной вываливают, вываливают рабочие.

И идут по улице скучной, каменной, окраинной, беспорядочно, не строясь в демонстрацию, ещё и сами как бы не решив, зачем и куда они, а – несёт их!

Говор беспорядочный.

Кепки, кепки, картузы… Иногда – и шляпы.

Дублёные куртки с барашковыми воротниками, осенние пальто, тужурки, плащи… Черно-серое.

Лица – все бритые, бритые, молодые и старые, редко у кого борода или усы (но – щегольские).

В этой ли бритости, в сходстве одежды – сравнены возрасты, сравнены личности.

И несёт их – с заботой общей. Несёт, а весёлых нет.

= А там дальше на улице – полицейский патруль: с десяток пеших городовых, ближе они, в чёрных шапках, чёрных мерлушковых воротниках, в тугоподпоясанных шинелях, с шашками, револьверами, снабжены изобильно, справные молодцы.

И околоточный надзиратель – в сером офицерском пальто, с узким ремнем.

Ещё ближе.

У всех – оранжевого немного: плечевые жгуты городовых, тесьма петлиц, у околоточного – кант погонов.

Чем вот – другие лица полицейских? А – совсем другие. Больше усатых? Больше мордатых, где их набрали? А главное: чувств – никаких, а – каменная служба.

Околоточный, галуны серебряные, рукой взмахнув, дальше они,

= команду подаёт.

Мы не слышим её. Да ведь кучка их! – а пошли, пошли сюда строем!

Могут! Закон! – вот что они. Поди-к не послушайся…

Тут рядом – говор рабочих, друг ко другу, призывы строиться, не теряться, что-то помнить, как обещались…

Строем идёт на нас команда! Всего десяток, а – давительно идёт!

Боязливые голоса: что не попрёшь, надо заворачивать.

= Перёд толпы. Сплочены тесно, молодых больше.

Всё-таки вперёд не шагается. Начинают пятиться, но – запевает рядом невидимый дерзкий одиночный голос:

Богачи, кулаки жадной сворой

Расхищают тяжёлый твой труд!

Пятятся, отступают. Не подхватывают.

Не подхватывают, но песня – действует: сознание горькое от этих слов, лица – жёстче.

А рты на экране – молчат.

Но невидимых присоединилось два-три голоса:

Твоим потом жиреют обжоры,

Твой последний кусок они рвут.

Ну, не последний кусок, уж таких измождённых не видно. Есть – и с важностью уважаемых мастеровых.

Кто распахнут – в пиджаках, есть и с белыми сорочками. А – верны слова песни! – вот так и чувствуем: рвут последний кусок, и только песней докричишься. Давай, давай, братцы!

= А полицейский десяток – ближе. Марширует – подавительно.

Околоточный подхватистый что-то увидел среди нас, кричит:

– Военнослужащие! Выйти из толпы! Взять

в сторону!

= В толпе-то, оказывается, несколько солдат затесалось, выздоравливающие! на них узды никакой!