Площадь павших борцов - Пикуль Валентин

— Пленных не было, — браво доложил Виттерсгейм. — Они, правда, отстреливались… по танкам… из пистолетов!

Паулюс почти любовно оглядел стройную фигуру Виттерсгейма, который с каждым днем нравился ему все больше, и он, кажется, уже тогда предчувствовал, что именно ему, командиру 14-го танкового корпуса, предстоит решить, если не главные, то, во всяком случае, исторические задачи у Сталинграда. Но верный своим принципам — быть со всеми одинаково любезным, он ничем не выдал своего фавора к Виттерсгейму.

— Вызовите похоронную команду, — велел Паулюс квартирмейстеру. — Все-таки это не солдаты, а …офицеры. Надо освободить эшелон от трупов, ибо у нас как раз не хватает вагонов.

При этом он сам недоумевал: как мог этот состав залететь в тыл его армии, неужели русские совсем не понимают обстановки?

— Понимают, — ответил Кутченбах, — но у них есть такой наркомат путей сообщения, который никогда не ладит с Генштабом.

Генерал Эрих Фельгиббель, давний приятель Паулюса, держал на русском фронте сразу шесть полков радиоперехвата и радиоразведки; дешифровкой ведали ученые Геттингенского университета, видные математики и лучшие немецкие шахматисты. Круглосуточно прослушивая эфир, пеленгаторы фиксировали все переговоры русских, даже ничтожные (иногда нашему радисту стоило лишь коснуться ключа, как он сразу был засечен). В один из дней Фельгиббель навестил Паулюса, поздравив его с победами.

Но сразу же заговорил о расчленении армии «Юг»:

— Этим мы показываем русским детскую «буку» на растопыренных пальцах… Испугаем ли мы их сейчас? Нет ли у тебя, дружище, предчувствия неотвратимой катастрофы?

— Оно было у меня в прошлом году, — ответил Паулюс.

Ответ друга был слишком уклончивым; неудовлетворенный им, Фельгиббель увлекал Паулюса в опасные дебри политики:

— Фриди, как ты относишься к словам Сталина, что Гитлеры приходят и уходят, а народ германский, а государство германское — остаются… Не кажется ли тебе, что Сталин выразил то, что может многое перевернуть в сознании немцев? На меня, признаюсь, эти слова произвели сильное впечатление.

Ответ Паулюса был для Фельгиббеля неожиданным:

— Мне думается, что этими словами Сталин признал свое поражение, давая понять Гитлеру, что, если он отодвинет вермахт на старые границы, то Германия останется им не тронута.

— Странный ответ! — причмокнул Фельгиббель. — Но в чем-то, дружище, ты и прав, наверное. Неужели Сталин давал нашему фюреру аванс, как бы обещая, что он не собирается уничтожать диктатуру нашей партии, а задача московского Кремля — только в том, чтобы изгнать нас, немцев, с захваченных русских земель?..

Паулюс догадался, куда заманивает его приятель, но эти «дебри» политики всегда опасны, а потому он поспешно извинился, что никак не может уделить другу должного внимания:

— Я слишком занят. Прости и не обижайся… Голова разламывается от грохота телетайпов, глаза устали видеть постоянно прыгающую зеленую «лягушку»…

Все чаще он покидал раскаленный от солнца «фольксваген»; мучимый жаждой и жарищей, не раз просил раскинуть в степи палатку, в тени которой и разрешал оперативные вопросы. Его наблюдательный адъютант писал: «Критически мыслящий генштабист, Паулюс не мог не заметить слабости и авантюризма гитлеровской стратегии Его это тревожило, терзало… он надеялся, — писал В. Адам, — исправить упущения и просчеты верховного командования… Только бы он не сдал физически — выглядел он больным».

— Шмидт, — спрашивал Паулюс, — не кажется ли , что наши удары предназначены для колебания атмосферы?

— Главная цель — окружение и уничтожение живых масс противника — остается недостижима. Русские увертываются от ударов, как опытные боксеры на ринге. Я объезжал поля битвы — где же убитые? Их ничтожно мало. Я пролетал над дорогами — где колонны пленных? Их не видно. Я надеялся видеть брошенного оружия. Но всю технику, даже тяжелую, русские утаскивают за собой…

Шмидт поиграл зажигалкой:

— Все равно — мы наступаем. Мы наступаем, а не они! Я уже вижу себя в зимнем Бейруте — ожидающим когда от Нила приползут танки вашего приятеля Роммеля…

Паулюса обескуражил доклад Вольфрама Рихтгофена:

— В моих самолетах разорвана монтажная система, некоторые приборы выведены из строя. Но это не диверсия, а работа степных грызунов, которые по ночам шарят в кабинах пилотов, словно воришки в карманах у спящих пьяниц.