Гусар - Перес-Реверте Артуро

Мимо рысью проскакал чей-то ординарец. Он спешил на командный пункт, к Берре и остальным офицерам. В кавалерии ординарцы нередко играли роль вестовых; во время боя они носились под огнем, передавая донесения. Заметив всадника, Филиппо окликнул его:

— Есть новости, солдат?

Молодой светловолосый гусар придержал коня.

— Четвертый эскадрон вступил в бой с партизанами в лье отсюда. — В голосе солдата звенела гордость; он сам был из Четвертого. — Сейчас они преследуют врага. Отличная работа.

— И никакой пощады, — с циничной усмешкой пробормотал де Бурмон, глядя вслед ординарцу.

Филиппо кивнул с довольным видом:

— Разумеется, никакой пощады. В этом и состоит главное преимущество войны с партизанами; не нужно возиться с пленными. Пара сабельных ударов — вжик-вжик! — и дело сделано.

Фредерику и де Бурмону пришлось согласиться. Филиппо рассмеялся.

— Как ни удивительно, — сообщил он, — партизанская война с уходом в горы и мелкими вылазками — любимое занятие южных народов.

— Правда? — Де Бурмон придвинулся к поручику, явно заинтересованный.

— Но это же очевидно, друзья мои! — Филиппо никогда не упускал возможности напомнить о своем итальянском происхождении. — Партизан должен быть находчивым, решительным… Ему совершенно противопоказана дисциплина. Вы можете представить себе английского партизана? Или поляка, вроде ротмистра Домбровского?.. Немыслимо! Нет, господа, для того чтобы стать партизаном, нужна густая кровь. Горячая.

— Совсем как у вас, дружище, — иронически заметил де Бурмон.

— Совершенно верно; как у меня. Откровенно говоря, наши дикари мне даже немного симпатичны. Поверьте, мне вправду жаль их убивать, порой они напоминают моего отца. Старик был южанином до мозга костей.

— Однако вы убиваете французов куда чаще, чем испанцев, Филиппе На ваших знаменитых дуэлях…

— Я убиваю тех, кто стоит у меня на пути. — В голосе итальянца послышалось нечто зловещее.

Фредерик потрепал круп Нуаро, и конь ответил ему благодарным ржанием. В мутной речушке отражались тяжелые облака, но небо все же немного прояснилось, в серых тучах появились голубые прорехи. Тонкий солнечный луч скользил по вершинам ближних холмов. Несмотря на войну, а возможно, благодаря ей, окрестности были удивительно, нестерпимо красивы.

Фредерик перевел взгляд на коня де Бурмона, который мирно пасся на берегу речушки неподалеку от Нуаро. Это было на редкость красивое животное, серое в яблоках, с волнистой гривой. Хозяин выбрал для него роскошное седло, отороченное шкурой леопарда; венгерское, как почти вся гусарская амуниция: седла, сапоги, мундиры… Само слово «гусар» происходило из венгерского языка. Фредерик где-то слышал, что оно возникло из двух корней: «гус», что означает сотня, и «ар» — оброк. В далеком прошлом каждый венгерский помещик в случае войны был обязан предоставить сеньору одного из ста своих людей, на коне и в полном вооружении. Так появилась легендарная легкая кавалерия, ставшая неотъемлемой частью всех европейских армий.

Филиппо с самым невинным видом поинтересовался, не осталось ли у кого-нибудь сигар, а то его кисет в седельной сумке, седло на лошади, а она забралась на середину реки. Де Бурмон расстегнул несколько пуговиц на своем доломане и достал три тагарнины. Друзья молча закурили и долго следили, запрокинув головы, за игрой облаков и солнечных лучей.

— Я все спрашиваю себя, — нарушил молчание Филиппо, — когда мы сможем вернуться в Кордову.

Фредерик удивленно взглянул на него.

— Вам нравится Кордова? По-моему, там жарко и грязно.

— Женщины на редкость хороши, — мечтательно ответил Филиппо. — Я тут познакомился с одной красоткой: волосы черные, как вороново крыло, а формы свели бы с ума и святошу Домбровского. — По всей видимости, польский ротмистр не пользовался расположением итальянца. — Малышку зовут Лола, и одного ее взгляда хватит, чтобы выбить из седла самого, эхем, полковника Летака.

— Лола значит Долорес, не так ли? — спросил де Бурмон. — Это сокращение, что-то вроде домашнего имени.

Филиппо шумно вздохнул:

— Долорес… Лола… Какая разница? Ей подойдет любое имя.

— А мне нравится, — решил Фредерик, несколько раз повторив имя вслух: — Лола. Прекрасно звучит, не правда ли? В нем есть что-то первобытное, дикое. Что-то в высшей степени испанское. Она красива?

Филиппо издал сладкий стон:

— Я же говорю. Настоящая красавица! Вы, должно быть, и не подозреваете, что именно она — невольно, разумеется, — стала причиной…