Океанский патруль. Книга 1 - Пикуль Валентин

— Фру Агава, — позвал он служанку, — будьте так любезны, вызовите мою машину из гаража…

Канна Мунк давала сегодня на своей загородной вилле бал в честь именин своей дочери. Хорст фон Герделер, повинуясь шведскому обычаю, вбросил свой подарок внутрь ее дома, не показываясь на глаза хозяйке, и появился перед ней уже с пустыми руками.

— Вы так очаровательны сегодня, — сказал он, наклоняясь, чтобы поцеловать тонкую руку богатой бездельницы. — И мне нравится, что браслет на вашей руке совсем такой, какой носят крестьянские девушки.

— А вы сегодня так разговорчивы, полковник, — назвала его вдова по званию, которое он тщетно скрывал под своим фраком.

— О, фру! — развел оберст руками. — Я всегда буду лишь инструментом, на котором вы так великолепно играете!..

Он решил не быть назойливым и скоро отошел к гостям. Большинство их были инженеры с рудников Элливарре и хорошие знакомые оберста. Встретили они его на этот раз сдержанно и молчаливо. Фон Герделер уже знал: так его встречают каждый раз, когда немецкие войска на русском фронте терпят очередное поражение. «Черт возьми! — подумал он, ругая себя. — Прежде чем идти сюда, надо было прослушать радио…»

— Господа, — весело сказал он, беря с подноса рюмку превосходного мартеля, — восемьдесят семь вагонов руды сегодня уже покатились к морю. Могу поздравить вас, господа, с хорошей премией…

— Это верно, — согласился один швед. — Не будь этой мировой потасовки, и мы бы, наверное, ходили без работы. Только не случилось бы так, что наша руда будет сгружаться в море!

— Вы хотите сказать… — начал было фон Герделер.

— Да, из Лондона только что передали, что английская подлодка…

— Русская! — перебил один молодой инженер. — Стокгольм утверждает, что русская!

— Это безразлично, — продолжал швед. — Однако в Нарвике вчера прямо у причала торпедированы три транспорта с нашей рудой… Как вам это нравится, Хорст?

— Я отвечаю за руду только до Нарвика, — ответил оберст, наигранно улыбаясь. — Моя карьера не плавает по воде, а ездит на колесах…

Весть эта, однако, не испортила настроения фон Герделера, и весь вечер он был общительно-весел. Канна Мунк предложила гостям проехать в соседнюю деревню — посмотреть крестьянскую свадьбу. И оберст с восторгом наблюдал простодушные танцы шведов, пил горький «олюст», играл с девушками при свете костров в горелки. Потом все вернулись обратно на дачу, и казалось, ничто не потревожит сегодняшнего вечера.

Но около полуночи его позвали к телефону. Чей-то сбивчивый голос доложил, что эшелон с рудой, едва перейдя границу, полетел под откос.

— Я вас понял, — ответил фон Герделер. — Срочно звоните на вокзал, чтобы мне приготовили электродрезину. Я сейчас же выезжаю к месту катастрофы…

Он вежливо извинился перед гостями, поцеловал руку хозяйке, сказав ей, что этот вечер надолго останется в его памяти, и Канна Мунк с сожалением проводила глазами его статную рослую фигуру.

— Как он мил, этот полковник, — повторила она свою любимую фразу. — Я никогда не поверю, что Гитлер испортил немцев!..

* * *

Под ударами кулака лицо превращалось в кровавое месиво. Схватив свою жертву за горло, фон Герделер деловито стучал кулаком в это безглазое хрипящее лицо. Кулак работал методично, как железный сустав хорошей машины: рука в единожды принятом темпе сгибалась в локте, мускулы напрягались, и жесткая пятерня с резкой силой выбрасывалась вперед — прямо в этот хрип, в эту страшную маску, в этот сдавленно хрипящий рот.

— На, — приговаривал он, — вот еще!.. Проглоти зубы!.. Ты видел, сволочь? Ты не мог не видеть!.. Получай!.. Пути были разобраны… Ты это видел?..

Чья-то рука легла ему на плечо. Оберст обернулся и увидел стоявшего перед ним эсэсовца.

— Оставьте машиниста! — резко приказал эсэсовец. — Он все-таки старик. И он наверняка сам не рад этой ужасной катастрофе…

Фон Герделер отбросил от себя норвежского машиниста, и тот бессильно рухнул на землю.

Повсюду валялись, задрав колеса, сброшенные под откос платформы. Эсэсовцы с фонарями в руках ползали по шуршащим насыпям руды, выволакивали из-под обломков мертвых и раненых.

— Все эти сволочи заодно! — злобно сказал фон Герделер, вправляя выбившуюся наружу манишку и нащупывая разорванную манжету. Только сейчас он сообразил, что его вечерний фрак выглядит дико среди хаоса этой катастрофы…

— С кем я разговариваю? — спросил эсэсовец, осветив фонарем лицо оберста. Фон Герделер назвал себя.