Архангел - Харрис Роберт

— Доброго вам вечера, Феликс Степанович!

— Привет, Феликс! Не вешай носа!

— Опять, вижу, допоздна будете работать, товарищ майор!

Суворин улыбался, кивал, неопределенно помахивал трубкой, не отвлекаясь от своих мыслей.

Сведения, сообщенные Нетто, были немногочисленны, но красноречивы. Непредсказуемый Келсо вышел из квартиры Мамонтова в пятнадцать ноль семь. Суворин отбыл оттуда через несколько минут. В пятнадцать двадцать две Людмила Федоровна Мамонтова тоже вышла из дома в сопровождении охранника Виктора Бубки и отправилась на ежедневную прогулку в Болотный сквер (учитывая, что она все забывает, ее никогда не отпускают одну). Поскольку у дома остался дежурить всего один человек, за ними никто не пошел.

Они не вернулись.

Вскоре после 17. 00 сосед, живущий в квартире под Мамонтовыми, услышал доносившиеся оттуда истерические крики. Он вызвал лифтера, квартиру с большим трудом вскрыли и обнаружили госпожу Мамонтову в шкафу в одном белье. Она была там заперта, однако сумела все-таки ногой выбить доску из дверцы. Ее отправили в поликлинику дипкорпуса в крайне удрученном состоянии. Она умудрилась сломать себе обе щиколотки.

— Должно быть, это способ оторваться от слежки, если надо срочно исчезнуть, — сказал Суворин, придя к себе в кабинет. — Мамонтов уже давно держал про запас этот вариант, приучая нас к ежедневным прогулкам жены. Вопрос в том, какая возникла в этом необходимость сейчас?

Он нажал на выключатель. Тотчас вспыхнули неоновые панели. Из кабинетов руководства видно было озеро и деревья, а кабинет Суворина выходил на север, на Московскую кольцевую автодорогу и многоэтажные башни жилого массива. Суворин плюхнулся в кресло, схватил кисет и забросил ноги на подоконник. Он увидел в стекле отражение вошедшего Нетто, закрывавшего за собой дверь. Арсеньев зря пропесочил его — парень этого не заслуживал. Если кто и провинился, так это Суворин, ведь именно он послал Бунина следить за Келсо.

— Сколько наших людей дежурит у квартиры Мамонтова?

— Снова двое, товарищ майор.

— Надо разделить их. Одного пошли в поликлинику следить за женой, другой пусть остается на месте. Бунин пусть будет при Келсо. В какой он гостинице?

— «Украина».

— Хорошо. Значит, если он идет по Садовому кольцу на юг, то, скорее всего, возвращается в гостиницу. Позвони Громову в Шестнадцатое управление и скажи, что нам нужен перехват всех разговоров Келсо. Он скажет, что у него нет для этого ресурсов. Сошлись на Арсеньева. Чтоб через пятнадцать минут у меня на столе лежала бумага, разрешающая перехват.

— Есть, товарищ майор.

— С Десятым управлением я свяжусь сам.

— С Десятым, товарищ майор? Десятое — это же архив.

— По словам полковника, там должно быть досье на эту сталинскую тетрадь. — Недаром ее называют легендой Лубянки! — Мне надо придумать повод посмотреть это досье. А ты проверь дом на Вспольном — что там сейчас? Господи, как же нам нужны люди! — Суворин от безнадежности изо всей силы стукнул кулаком по столу. — Где Колосов?

— Он вчера вылетел в Швейцарию.

— Есть у нас еще кто-нибудь? Барсуков?

— Барсуков в Иванове с немцами.

Суворин тяжело вздохнул. Беда в том, что операция эта — полная туфта. У нее нет ни названия, ни бюджета. По сути, она даже нелегальна.

Нетто быстро записывал указания.

— А как вы хотите поступить с Келсо?

— Продолжим наблюдение.

— Не будем его брать?

— За что? И где мы его станем держать? У нас же нет камер. И нет законного основания для ареста. Сколько времени Мамонтов отсутствует?

— Три часа, товарищ майор. Уж извините, что я... — Нетто чуть не плакал.

— Забудем, Виссарион. Ты тут не виноват. — И Суворин улыбнулся отражению молодого человека в стекле. — Мамонтов проделывал такие трюки, когда мы с тобой были еще в животе у матери. Ничего, мы его найдем, — добавил он с уверенностью, которой не чувствовал, — рано или поздно. А теперь иди заниматься делом. Мне надо позвонить жене.

Когда Нетто вышел, Суворин вынул фотографию Келсо из досье и прикрепил к доске над своим столом. У него столько дел, столько действительно важных проблем, связанных с экономической разведкой, биотехнологией, стекловолокном, а его беспокоит, отчего и зачем понадобилась Мамонтову сталинская тетрадь. Это просто глупо. Хуже, чем глупо, — постыдно. Ну что у нас за страна? Суворин медленно набил чубук табаком и раскурил трубку. И затем целую минуту стоял, заложив за спину руки, зажав в зубах трубку, и с ненавистью смотрел на фотографию историка.