В одно дыхание - Веллер Михаил

Ощущение… прибегая к сравнениям — будто поезд пошел не по той стрелке, а все осталось там, на развилке. Я люблю дочь?.. иначе чем раньше… не совсем как дочь… уж очень сильно похожа. Из жены же — теперь вынута для меня и та немногая суть, которая была. Смысла не осталось.

— «Хватило мужества… Жив человек в нем…» Походит даже на истину — мог ведь избежать, наверное… Жена догадалась? Э, выкрутился бы: нервы, устал, то-се… мало ли чего наплести можно, разуверить человека в том, чего он и сам не желает: мало ли безумных ложных откровений подчас в мозгу выстреливает.

Нет же — попер в милицию! Совесть заела? душа груза не вынесла, потребность возникла страданием искупить? вот уж вряд ли… не тот человек!

Рассудить: чего добился? Жене — за что еще такое страдание, мало ли намучилась в жизни — от него же. Дочь — уж ни в чем не виновата, ради нее хоть прежнее сохранить стоило. Больница, область лишилась хорошего хирурга, еще не одну жизнь спас бы, много добра принес. А вера в людей, наконец? эдак каждого черт-те в чем подозревать начнешь.

Планида такая? по истине своей поступил? так что угодно оправдаешь, удобный взгляд. Избавляться подобной ценой, за счет других, от собственного душевного дискомфорта — тот же суперэгоизм. Никто так не беспощаден, не причиняет столько зла, как стремящиеся превыше всего к приведению жизни в соответствие с некоей истиной и ставящие эту истину выше конкретного блага конкретных людей. Нет добра в такой честности. Мертвого не воротишь — так искупи хоть посильным добром.

Нет, братец: взвалил — так уж тащи до конца. Ишь ушлый: он о душе задумался, а другие по его милости страдай заново.

Одно ясно: такому — лишь свое желание в закон.

Самолюбие вознеслось, гордыня обуяла — снова презреть судьбу, поступить наперекор? Надоело все, ненужным стало — так уйди тихо, по-человечески, не руша жизни близким, — ну найди способ. Или — считал сделанное своеобразным подвигом, главным в своей жизни — и свербило где-то, чтоб все узнали? ахнули, оценили решимость!.. — типичная горделивость преступника.

И получается, что такое признание — продолжение и повторение преступления; нет оправдания жестокости — по сути бесцельной.

А вероятнее — все проще, по-шкурному: боялся, что жена все равно сообщит — а за явку с повинной смягчат ему, учтут.

— Человек любит надеяться, что самое тяжелое — позади… Трудно сказать, что хуже: остаться без настоящего, или остаться без прошлого. Но мне — мне суждено было потерять прошлое и настоящее разом.

Господи, разве я не хотела, не пыталась полюбить его? Но он такой был… добропорядочный и мелкий, без изюминки и изъяна… весь от и до. Внушала себе чувство — тем вернее не могла действительно чувствовать… Лучше б пил, бил!.. ах, тоже — лишь кажется…

Теперь… я должна ненавидеть — и не чувствую ненависти…

Брянцев, Брянцев… ох… так же далеко, как та, восемнадцатилетняя — я… Теперь я понимаю спокойно, никогда не было уверенности у меня, что он женится. Нет, не мне одной он обещал… не мне одной…

Если он действительно любил меня… Тогда он должен был бы быть рад, что жизнь моя шла счастливо. Счастливо?! Но поглядеть на других… Господи, прости мне мои кощунственные мысли.

Разве он не положил свою жизнь ради меня? Кто из них положил свою жизнь ради меня?.. Все спуталось…

Он сделал это из-за меня! И узнав… это отталкивает, пугает… и притягивает меня в нем.

Он не понял… лучше б сказал, что все знает и женится из жалости!.. я могла бы полюбить… Сказать самой! но дочь так любила его; и он ее… я жалела…

Его слова… отрекался, прощался… не любовь ли подталкивала к решению? Отчаявшийся, опустошенный — не пытался ли в глубине души последним средством, фактически самоубийством, отказываясь от обладания — обрести мою любовь? Если так… Нас связывает большее, чем просто двадцать пять лет, прожитые вместе. Он всей жизнью пророс в меня насквозь, — сейчас, когда его нет, по боли я ощутила это. Я должна проклясть!.. но мужчины поступали так испокон века… кому хватало мужества… Я ищу оправданий — как соучастница…

Можно любить преступника — не ничтожество. Я сопротивлялась признаться себе… Я прожила жизнь с ним, моим любимым. И сейчас, полюбив, — должна потерять. Дочь… Единственное, в чем я уверена, что знаю определенно; она, она есть у меня. Опять; отказаться от любимого — ради дочери… любимой моей дочери, которую я боюсь возненавидеть.

— Нет правды выше верности. Чем еще сохранить себя самое среди всеразъедающих сомнений. Кем бы ни оказался человек — был один кров и хлеб. Но тот, кто убил твоего отца… тот, кто сам был отцом — которого любила, которым гордилась…

Прислушайся к голосу крови: судить мать?.. где право! Но вся его жизнь — следствие любви! вся ее жизнь — следствие предательства! Каждый платит. А я? «за грехи отцов»… Когда любишь — ищешь свою вину. Я бы хотела, чтоб его не существовало вообще! и хочу принять и на себя ту тяжесть, что на нем. Я чувствую себя виноватой — в чем?.. Разве можно разлюбить самых родных людей — что бы ни обнаружилось на их совести: они постигнуты не знанием — нутром; они те же для тебя!

И все-таки… стена, пролегла стена… за этой стеной они… он — преступный… жалость к нему? уважение? боль… он ближе мне чем-то, чем она. Она — единственный родной человек, он — должен стать чужим! но в душе они смещаются с предназначенных разумом мест: он — ближе, она — дальше.

От чего бы ты не отрекался — ты отрекаешься от себя. Но невозможно обрести себя, отрекаясь вторично. Мера верности — поступок, а не время. Он остался верен: она не должна жить с тем, кого знает как убийцу любимого; она не должна остаться с его безнаказанностью. Она! которая стыдилась родить меня без формальностей — от любимого! «незаконнорожденная…» не упомянула мне об отце! Пусть же хоть сейчас сумеет быть верной; она должна ждать его, она должна остаться с ним. Не только ради него — ради себя; иначе что же от нее останется.

Мне трудно жить с ней, даже видеть… Я уеду отсюда… выйду замуж, стану ей помогать… Мы никогда больше не сможем быть втроем, это невозможно… Но с ней я не буду — ради него? скорее, может, ради нее же.

— Меньше всего руководствовался я снисхождением, «гуманизьмом». Будь моя воля — не жить ему. Это как человек. А как судья — что ж, закон. Рассуждая логически, житейски, не следовало ли бы вообще его не наказывать? Исправляться ему — некуда, так сказать. Исходи наш закон из десяти- или двадцатилетнего срока ненаказуемости за давностью — так и случилось бы. Справедливо?

Конечно — повинная… Заяви хоть жена — суд не имел бы ни единой улики; хозяйка та умерла, дом снесен… абсолютно недоказуемо.

«Фактически — всей остальной жизнью своей он искупал совершенное преступление, являя и своим трудом, и своим поведением без преувеличения сказать пример для любого члена общества…»

Именно — здесь заковыка. Так у людей может составиться представление, что нет разницы между преступником и порядочным человеком. Убил — и живи дальше на благо ближних и собственное. Подрывается вера в целесообразность закона?.. гораздо хуже, закон — лишь отражение необходимости жизни; подрывается вера в необходимость быть человеком.

Но — с колечком, а!.. Конечно — он избавился от него на следующий же день. Такие делал один кустарь-ремесленник, старичок и сейчас жив, промышляет помаленьку. И дочь их — просто купила похожее! он его и увидел.

Осенняя набережная курортного города.

— Приветствую!

— Виноват?..

— Багулин? Я не ошибся.

— Решительно не могу припомнить…

— Вы изменились меньше, чем я. Тридцать шестой, Москва, а?

— А-а!.. да-да… но все же?..

— А избушка под Тулой, зима?

— Так-так-так-так… ну же!

Б а г у л и н,

около 70 лет, хорошо сохранившийся, рослый, седина малозаметна в густых русых волосах. Одет тщательно, с учетом моды; манера держаться добродушно-покровительственная. Чувствуется, что человек этот себя уважает и собой доволен, к тому имея основания.

А р с е н т и й,

того же возраста, но выглядит старше. Худощавый, нервный; некоторую неуверенность в себе прикрывает иронией и порывистой решительностью. Новая одежда топорщится на нем,

вызывая сходство с манекеном в провинциальном универмаге. Впечатление производит неопределенное: не знаешь, чего

ожидать от такого человека.

Обозначим их для краткости просто Б. и А.

Чуть отодвинувшись, они оценивают друг друга.

А. Вот — встреча…

Б. Вот встреча! Через века, а!

А. Какими судьбами здесь?