Делатель королей - Вилар Симона

Король Генрих тут же пожелал отправиться в собор, в этот древний храм, прозванный матерью английских церквей, где покоились останки знаменитого английского святого, убитого четверкой рыцарей из свиты короля Генриха II Плантагенета прямо в соборе перед алтарем.

Храм был из светлого камня, с огромными окнами, с дивной красоты западным фасадом, украшенным двумя высокими легкими башенками в так называемом «английском перпендикулярном стиле». Однако большинство несущих конструкций и арок собора сохранилось еще в первозданном виде – от прежнего здания, сгоревшего в 1174 году.

На паперть храма вели ступени, истертые неисчислимым количеством подошв благочестивых паломников. Король с принцессой прошли под аркой, миновав скопище клянчивших подаяние нищих, и оказались внутри. Им пришлось немного задержаться перед чашей со святой водой, а затем они вступили в заполненный людьми огромный неф. Впереди у алтаря шла служба, и негромкое пение монахов звучало как приглушенный шум далекого водопада. Пахло ладаном, слышалось потрескивание свечей и монотонные, похожие на рокот океана, мольбы многочисленных молящихся.

Король и Анна опустились на колени и так продолжали двигаться вперед. Генрих стал читать молитвы жарким шепотом, вскидывая руки и порой переходя на крик. Анна молилась про себя, но сосредоточиться не могла. Ей ни разу в жизни не приходилось так вести себя в храме. Она ощущала множество устремленных на них взглядов и не могла поднять глаз. Церковь была полна до отказа, но король и Анна двигались по центральному проходу, который, по обычаю, оставался свободным и служил как бы границей между мужчинами и женщинами.

Под сводами словно вихрь пронесся – нахлынула и спала волна изумленного шепота. Их разглядывали с неутомимым любопытством – монарха в богатой бархатной мантии, который закидывал голову и очи горе и молился с таким неистовством, и юную принцессу Уэльскую с бледным, нежным лицом, умоляюще сложенными руками, опущенным взглядом и твердо сжатым ртом.

Анна пыталась поймать в памяти заученные слова молитвы. Она слышала дыхание и шарканье ног расступающейся и теснящейся толпы и послушно двигалась за королем. Пол был из огромных, выщербленных временем плит, и вскоре у нее заныли колени. Она обрадовалась, когда они наконец оказались у цели – у алтаря, а откуда-то сбоку возникла нарядная пурпурная фигура кардинала-архиепископа Кентерберийского Томаса Буршье. Это был невысокий, полный человек лет пятидесяти, с коротко подрезанными и зачесанными на лоб седыми волосами и бледным, ничего не выражающим лицом.

Архиепископ подал им руки и, держа за самые кончики пальцев, проводил по ступеням на возвышение, где в часовне Святой Троицы они преклонили колени перед золоченой ракой с мощами святого. Анна осмелилась протянуть руку сквозь кованые прутья ограждения и коснуться одного из камней надгробия. Этот жест неожиданно возмутил короля. Он резко вскочил.

– Как смеешь ты, грешная, не исповедовавшись и не получив отпущения, касаться святыни всей Англии!

Он обернулся к архиепископу-кардиналу.

– Вверяю вам ее, святой отец, ибо если не вы, то никто не сможет разрешить от греха это скверное, глубоко порочное создание.

Прелат, впрочем, повел себя спокойно. Двумя-тремя ничего не значащими фразами он успокоил короля, оставив его предаваться молитвенному сосредоточению в часовне, Анну же проводил в свою резиденцию, где уже расположились лица, сопровождающие августейших особ, а камергер отдавал распоряжения слугам.

Принцессе позволили вымыться, переодеться и перекусить с дороги, и лишь ближе к вечеру Томас Буршье пригласил девушку в небольшую, украшенную дивными фресками готическую часовню. Усадив ее на маленький табурет перед своим креслом и трижды благословив, он произнес:

– Во имя Отца и Сына и Святого Духа…

Голос его был тих и мелодичен. Анна смиренно сложила руки, прочитала положенную молитву, заявив, согласно ритуальной формуле, что обязуется больше не грешить. Все это делалось ей почти машинально.

Анна не опустила глаза, а продолжала смотреть прямо в лицо его преосвященству, размышляя, зачем Генриху VI понадобилось заставлять ее каяться именно этому человеку, который сохранил должность и пользовался неизменной популярностью и при Ланкастерах, и при Йорках. Более того, именно благодаря хлопотам Эдуарда IV он получил кардинальскую мантию и не пожелал возвращаться в Лондон, когда Уорвик вернул трон Генриху Ланкастеру.