Княжий остров - Сергеев Юрий Васильевич

— Пламенный — в переводе с греческого…

— Много ты всего знаешь, — задумчиво прошептал Егор.

- У деда в церковном календаре вычитала, там все имена, а у меня дурацкая память. Раз стоит прочесть и помню всегда… в школе и на курсах медсестер всегда поражались учителя, прочили великое будущее… Война…

Егор медленно остывал, спасаясь разговором, отвлекай себя от желаний и мыслей. Но словно работал какой-то отлаженный живой ток: шелестели листья берез ласковой музыкой, трещали кузнечики, и пели птицы в лад им, волны зеленые бежали по лугу, и шорох наплывал, и шелест трав, даже вороны вдруг смолкли, и видел он закрытыми глазами, как она медленно наклоняется над ним, озаряя его своим васильковым светом глаз, вот уже близко дыхание, смятение на ее лице и удивительная благость, туманная печаль… Оглушенный толчками сердца, он вдруг почуял боль от ожога на груди и сам рванулся к ней навстречу и поймал ее за плечи, отшатнувшуюся, и нашел ускользающие губы… Она сильно уперлась ему в плечи рукам, пытаясь высвободиться, дернулась и потянулась телом и выгнулась, ахнув, сквозь сведенные губы, — и не нашлось сил. Он обвил ее руками, прижался и снова упал в траву, увлекая ее следом, не отрываясь от сладости губ ее, глаз не открывая в страхе, боясь, что это сон и все мигом уйдет, пропадет… а когда все же поглядел, то близко увидел светлую бездну ее глаз и улетел в них и застонал от радости.

Звуки и запахи вели чудную симфонию жизни… Поцелуй был вечностью, он соединил незримые поколения его рода и ее, улетел в великую древность, потревожил соки в корнях обоих родов и дал силу двум слившимся губами росткам, изнемогающим от жажды неутоленной, от могучего движения этих земных и небесных соков, вопреки смерти и тлену, буйно соединившихся вечной сладостью.

Ирина словно опомнилась, сопротивление его рукам и его силе становилось все упорнее, тогда он замирал и все сладостнее пил из ее родника губ, пахнущих парным молоком, чем-то удивительно теплым, деревенским и материнским до Головокружения и огненных всполохов в закрытых глазах, боясь обидеть ее хоть самой малостью; но руки с новой ласкою искали ее руки, перебирали ее пальцы. Пальцы их словно отдельно разговаривали друг с другом, сговаривались, обнимались, обжигаясь взаимным жаром. Уста их все более черствели неутоленным огнем, трескались и болели, ее зубы выстукивали нервную дробь, и все чаще до сознания Егора доходил ее слабый жалостливый стон, сбивчивый умоляющий шепот, все чаще судорога волной пробегала по их напрягшимся телам… Они забыли обо всем на свете, какая-то неуправляемая ими иная воля владела сознанием, и ничего нельзя было ей объяснить — ни отвергнуть, ни обмануть невозможно…

Она вдруг ясно увидела чудный храм и увлеклась этим видением. Они взошли на холм с Егором и вступили в удивительный мир. Пол восьмигранного просторного храма порос мягкой пушистой травой… сводчатые окна были выбиты и вздымались по стенам до самого потолка… он был очень большой этот храм, стоял на просторе… ей показалось, что это их дом… Она ощутила Егора в центре храма высоким золотистым столбом света… очень высокий свет… Вдруг она увидела, что со всех сторон, во все окна полезли какие-то существа… их было много. Ирина почувствовала у себя в руке что-то белое, длинное и гибкое, как ветви вербы… она стала хлестать этих лезущих существ, разгоняла от окон, разгоняла гибкими белыми прутьями вербы — она знала, что не должна допустить их к центру храма. Страх подступал, хватит ли сил… существа были противны и боялись ее, убегали… Ее возмущало, что эти твари лезут в их дом, в их храм… его они с Егором долго искали и только что нашли… хлестала, хлестала, чуя подступающую усталость… оберегая столб света и знала, что только она может его охранить…

Егор ясно слышал музыку того, гениального балалаечника из Харбина… Музыка струн взбиралась все выше и выше, увлекая за собой в полет над землей. Волны гармонии этих волшебных струн завораживали и несли на крыльях радости, могучая симфония лилась, клокотала и пела, вся природа дышала и жила этой музыкой, этим сердечным звоном легких струн… лебединые крики откликались с небес, соловьиные волны колыхали леса, басами отзывались громы, сердце замирало то от яростного ритма «Барыни», то разудалая ярмарка шумела, то слышна была в мелодии голосистая казачья свадьба, то печаль необоримая любви к Отчизне и земле святой… пели струны вод и шорохи лесов, голоса небесных птиц перелетных и ангелов незримых хоралы… а вот тревожную поступь врагов являют струны, гром копыт конных орд, звоны мечей и крики боя, плачи вдов и детушек-сиротинушек… Могучая симфония колыхала Егора и несла, несла в неведомую светлую жизнь… Ласковые, теплые волны баюкали…